12 Октября 2012

Лидеров оппозиции объединит следствие по «болотному делу»?

В его 75 томах нашлось место художникам и журналистам, прохожим и тяжело больным, мегафону Удальцова и твиттеру Навального. Нет только провокаторов в масках с «коктейлями Молотова» и газовыми баллончикам

Болотная площадь занимает особое место в истории России. К этим четырем гектарам асфальта уже привязаны и неожиданное пробуждение мирного протеста, и его переход в противостояние с властями, и встречная волна политических репрессий, и – в перспективе – одно из самых громких политических уголовных дел. Уже почти полгода более 100 следователей, собранных в Москву со всех уголков страны, расследуют «массовые беспорядки» 6 мая. В деле 75 томов. Арестовано 12 человек, трое — под подпиской о невыезде, один — под домашним арестом, один — объявлен в розыск. В качестве свидетелей допрошено более 1300 человек, подавляющее большинство из них — сотрудники правоохранительных органов. Потерпевших более 50, гражданских среди них нет. Были проведены обыски у Алексея Навального, Сергея Удальцова, Ксении Собчак, Бориса Немцова, Ильи Яшина и Петра Верзилова. Удальцов, Яшин и Навальный неоднократно вызывались на допросы в качестве свидетелей, и есть основания предполагать, что их статус скоро изменится на «подозреваемых».

Однако эта титаническая работа репрессивного аппарата пока находится в тени других громких скандалов — разного рода «Анатомий» и суда над Pussy Riot. Очевидно, большей частью, потому, что воспринимается общественным мнением не как единое целое, а как череда уголовных дел в отношении никому не известных рядовых участников манифестации, закончившейся стычками с полицией. Лавры за столь эффективное «рассеивание» внимания публики вполне может нацепить на себя и следствие, которое до поры до времени решило воздержаться от громких заявлений и разоблачений.

Но если проанализировать все уже существующие эпизоды и проведенные следственные действия в их совокупности, то картина подготовки к масштабному политическому процессу сложится впечатляющая. Особенно, если учесть, что не арестован ни один из реальных провокаторов – странных персонажей в масках и противогазах, с «коктейлями Молотова», файерами и газовыми баллончиками, сумевших пройти все полицейские кордоны.

Приоритеты следствия

Вообще-то, следствие — тоже не монолит. Сначала следственной бригадой руководил полковник Гуревич. Именно он создал «материнское дело» (№ 201/459415-12), в которое 28 мая влились: и самое первое дело, возбужденное сразу же после шествия - в 21.00 6 мая (по признакам ч.3 ст. 212 УК РФ «Призыв к массовым беспорядкам» и ч.1. ст. 318 УК РФ «Применение насилия к сотрудникам полиции»), и все последующие эпизоды, которые квалифицируются, в том числе, по ч.1 ст.212 УК РФ («Организация массовых беспорядков» и ч.2 ст. 212 УК РФ «Участие в массовых беспорядках»). Затем, в июне 2012 года следствие возглавил генерал Щукин, месяц спустя его сменил полковник Габдуллин. Адвокаты, хорошо знакомые с методами работы этого офицера юстиции, характеризуют его как «эффективного менеджера», который всегда ориентируется на максимально полное решение поставленных задач.

А что у нас с задачами? Их эволюцию можно отследить по тому, как с течением времени менялась квалификация действий арестованных и подозреваемых. В начале всем помимо «массовых беспорядков» (трудно доказуемый состав) обязательно приплюсовывали 318-ю статью («доказать» проще простого, особенно если есть «пострадавший» Омоновец и десяток его сослуживцев-«свидетелей»). То есть таким образом насилие по отношению к сотрудникам полиции позиционировалось как форма участия в самих массовых беспорядках, что, конечно, не лишено некоторой логики и весьма упрощает задачу следствию: докажи насилие — а остальное само нарисуется в суде из контекста.

Однако — и здесь: внимание — в последствии новых обвиняемых стали привлекать и отдельно по ч.2 ст.212 (уникальный случай Марии Бароновой, которой предъявлена ч.3 — «призывы» — оставим в этих скобках).

Предположу ход следственной мысли. Оказалось неинтересным быстренько посадить смутьянов с помощью показаний потерпевших ОМОНовцев, как, очевидно, планировалось изначально, впрок напугав тем самым «рассерженных горожан». Теперь главное — массовые беспорядки, расследование обстоятельств которых должно привести к их «организаторам» (первая часть 212-й статьи).

Массовые, но беспорядки ли?

Вообще-то квалификация событий 6 мая именно как массовых беспорядков представляет, с точки зрения формального соответствия Уголовному кодексу, некоторую сложность. Цитирую первоисточник: «Организация массовых беспорядков, сопровождавшихся насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти».

Казалось бы, в чем проблема – «насилие» же есть? Но дело в том, что, согласно УК, насилие в отношении представителя власти – отдельная статья, та самая 318-я. 212-я же предполагает «вооруженное сопротивление». Омоновцев на Болотной, действительно, били, но руками, ногами и пластмассовыми древками от флагов, кидали в них камни, но булыжник можно назвать разве что «оружием пролетариата»…

В деле есть единственный эпизод, который можно хоть как-то притянуть к 212-й статье, — бутылка зажигательной смеси, но следствию не удалось установить, чья конкретно одежда воспламенилась. И даже если обнаружить пострадавшего удастся, то на «поджог» это преступление явно не потянет. «Громить» же на Болотной площади было просто нечего, если не считать туалетные кабинки, — на то она и площадь.

Кстати, как раз перевернутые сортиры, из которых пытались строить импровизированные баррикады, и пытаются сейчас подтянуть под определение «уничтоженное имущество». Теоретически сгодились бы для этих нужд и выкинутые в воду полицейские шлемы, но здесь свой нюанс: если такой шлем правильно закреплен, то просто так снять его невозможно. На самом деле многие полицейские были в расстегнутых «сферах», а это — серьезное нарушение ведомственных инструкций, и полицейских придется наказывать, а они в деле — потерпевшие.

Таким образом, хоть день и ночь отсматривай видео с Болотной площади, состав 212-й вряд ли удастся обнаружить. И в суде это станет очевидным. Выход из подобных ситуаций был найден в 1930-х годах товарищем Вышинским: если хотя бы часть обвиняемых по «доброй воле» согласится с доводами обвинения и признается, то это сильно облегчит следствию процесс доказывания вины всех остальных.

Особый порядок

И как раз в этом отношении достигнут определенный прогресс. Еще 6 августа в Мосгорсуде на рассмотрении кассационной жалобы на решение о мере пресечения одного из обвиняемых, — ранее судимого Максима Лузянина, — его адвокат Сергей Шушпанов заявил: подзащитный «признал свою вину, возместил ущерб и помирился с потерпевшим». А 3 октября на официальном сайте Следственного комитета появилось сообщение: дело Лузянина выделено в отдельное производство.

Вчитайтесь в описание события преступления: «По версии следствия, 6 мая 2012 года в ходе массовых беспорядков Лузянин, находясь между Болотной набережной и Болотной площадью, бросил в младшего инструктора-снайпера оперативного подразделения МВД России по Центральному федеральному округу, который обеспечивал общественный порядок при проведении массового мероприятия, кусок асфальтного покрытия. Затем Лузянин совместно с другими участниками беспорядков сорвали с бойца отряда особого назначения Центра специального назначения сил оперативного реагирования ГУ МВД России по городу Москве противоударный шлем, бронежилет, отняли резиновую палку и противогаз. После этого Лузянин сбил полицейского с ног и вместе с другими участниками массовых беспорядков нанес удары руками и ногами по голове и телу потерпевшего. В результате полицейский получил закрытую черепно-мозговую травму и другие повреждения. Действуя по схожей схеме, Лузянин сбил с ног и применил насилие в отношении еще троих сотрудников полиции. При этом к одному из них обвиняемый применил удушающий прием».

Поверьте, никому из остальных обвиняемых не вменяют и малой доли подобного трэша — просто терминатор какой-то. К сожалению, Сергей Шушпанов оказался пока единственным адвокатом, который абсолютно закрыт для общения с «Новой газетой», поэтому мы не можем прояснить несколько определяющих деталей. Но зададимся вопросами.

С признанием вины все понятно — это подпись под текстом, надиктованным следователем. Но что означает примирение и возмещение ущерба?

Во-первых, исходя из фабулы обвинения, потерпевших полицейских было шесть, а примирился Лузянин, как следует из реплики его адвоката, только с одним. Означает ли это, что остальные пять эпизодов появились в деле позже? Или что остальные потерпевшие пока не установленны, а Лузянин берет на себя пять «висяков» и тем умножает количество «доказанных» эпизодов?

Во-вторых, о каком ущербе идет речь? Если о материальном, то Лузянин опять же оказывает неоценимую услугу следствию, признавая нанесение вреда некому имуществу, что, как мы помним, очень полезно для квалификации ч.2 ст. 212 УК РФ. Что это за «имущество» можно будет узнать лишь на суде и в том случае, если дело будет слушаться в открытом режиме.

В-третьих, как вообще возможно примирение с ОМОНовцем, учитывая, что обвинение по 318-й статье будет поддержано прокуратурой? С ней Лузянин тоже примирился? Оставив иронию, поясню: это невозможно, поскольку речь идет не о частном обвинении в побоях, нанесенных, например, собутыльнику, а о публичном — тут мирись не мирись, а срок должен быть.

У подобных странностей возможны две не очень отличающиеся друг от друга трактовки. Дело Лузянина будет рассматриваться либо особым порядком как с человеком признавшим вину (что более вероятно), либо на основании заключения сделки со следствием (чему пока нет подтверждений). Впрочем, особый порядок тоже подразумевает деятельное раскаяние, то есть работу на следствие: читай — необходимые показания в отношении других участников массовых беспорядков. А возможно, и в отношении неустановленных пока организаторов.

И особый порядок, и сделка со следствием предполагают существенное сокращение срока, но в первом случае итоговое решение зависит от позиции потерпевшего. Вот и разгадка таинственного примирения — то есть ОМОНовец «все простил», чтобы не портить следствию обедни? Ведь ровно тот же сотрудник полиции не спешит примириться с другим обвиняемым, Барабановым, хотя его адвокат такой вариант и предлагал.

Но самое главное в другом: и сделка, и особый порядок предполагают быстрый процесс, вынесенный же обвинительный приговор как дополнительное доказательство автоматом перекочует в дела «несговорчивых» фигурантов.

Правда, несмотря на эту победу следствия, которую обеспечивает признание вины Лузяниным, одного его обвинительного приговора будет маловато для того, чтобы штамповать остальные судебные решения по так называемой преюдиции, когда в каждом новом суде можно потрясать старым приговором. Ведь то, что вменяют Лузянину, все же в гораздо большей «насилие по отношению к представителю власти» (318-я статья), нежели «массовые беспорядки» (212-я).

Но и здесь следствию повезло. Один из обвиняемых, Михаил Косенко, по результатам проведенной экспертизы может быть признан невменяемым. Его дело также выделено в отдельное производство. В этом случае суд вообще не будет рассматривать вопрос о его вине. Но зато будет рассматривать само событие преступления. Учитывая, что Косенко вменяют ч.2 ст. 212, суд будет изучать как раз факт «массовых беспорядков». И следствие сможет представить в суд любые эпизоды из «материнского дела», которые касаются как Косенко, так и других участников. Если приговор будет обвинительным, то материалы дела станут доказанными в суде фактами, и вот тут-то действие преюдиции станет необратимым.

Тем более, что защите Косенко будет очень трудно разбивать подсунутые следствием доказательства, с которыми она знакома поверхностно, а адвокаты других «болотных» узников не смогут принять участие в процессе.

Это — ловушка, шансы выбраться из которой невелики и к тому же зависят от координации работы адвокатов всех обвиняемых, которая пока, как мне представляется, выстроена неидеально. В общем, всем, кому уже предъявлено обвинение по ч.2 ст. 212, стоит готовиться к серьезной битве в суде.

Провокаторы и организаторы

Самое время вспомнить, что «материнское дело» квалифицируется еще и по признакам ч.1 ст. 212 — «Организация массовых беспорядков». Обвинение по ней пока никому не предъявлено, но это вовсе не означает, что следствие не ищет организаторов. Просто это и самый ответственный, и самый сложный участок работы.

Почему сложный? Ранее судимый Максим Лузянин из Бутово, преподаватель Федор Бахов, студент и бывший морпех Денис Луцкевич, художник Андрей Барабанов, студент-политолог Ярослав Белоусов, 18-летняя Александра Духанина, юрист-правозащитник Николай Кавказский, студент РГСУ анархист Алексей Полихович, внештатный журналист «Вятского наблюдателя» Леонид Ковязин, активист «Солидарности» Мария Баронова, инвалид второй группы Михаил Косенко, Артем Савелов, страдающий сильной формой заикания (ему вменяют призывы к массовым беспорядкам), историк-реконструктор Степан Зимин, — все они не могли иметь единого умысла, направленного на участие в массовых беспорядках. Они просто друг друга не знали.

Зато все они имели умысел на участие в согласованно митинге, и у следствия пока нет никаких оснований даже предположить, что обвиняемые знали: мероприятие обернется столкновениями с полицией. Но ведь среди участников шествия были люди, которые такой сценарий как минимум не исключали. Иначе зачем они надели маски и даже противогазы, принесли с собой файеры, газовые баллончики и «коктейль Молотова»? То есть — некие люди могли иметь умысел на массовые беспорядки.

И это, пожалуй, главный вопрос к следствию: почему никто из них до сих пор не задержан? Ведь это же типичные провокаторы. Ну хотя бы в том смысле, что они провоцировали полицию на насилие, а демонстрантов — на ответные действия.

Кстати, журналисты «Новой» изучили все доступные видеозаписи событий на Болотной площади, и на них нет ни одного задержания провокаторов. Брали тех, кто дрался с ОМОНовцами, кидал в них камни, двигал туалетные кабинки, а в основном тех, кто ничего особенного не делал, — но только не тех, кто жег файеры и распылял газ.

Почему-то не задержали практически никого, кто был в черных масках-балаклавах (единственное исключение — как раз таки «сознавшийся» Лузянин). Тех, кто стоял рядом с «масками», из толпы выхватывали, а самих странных субъектов — не трогали. Во всех 75 томах дела нет ни строчки о следственных действиях, направленных на выявление настоящих провокаторов, хотя для следствия именно это должно быть безусловным приоритетом.

Зато дело заполнено лингвистическими экспертизами высказываний Сергея Удальцова, Алексея Навального и Ильи Яшина на митинге, их телефонных переговоров и записей в социальных сетях, протоколами проведенных у них обысков.

Напомним, что все эти три оппозиционера пока проходят по делу свидетелями. Изменят ли им процессуальный статус на обвиняемых? Содержание материалов дела позволяет сделать вывод, что это — вопрос времени.

Нам пока неизвестно, давал ли в отношении «организаторов» показания Лузянин, но если он идет особым порядком, это более чем вероятно.

Почему в таком случае следствие тянет время? Возможно, надеются, что показания даст кто-то еще, а тем временем будут быстро осуждены Лузянин и Косенко, чьи приговоры лягут в основу обвинения «организаторам массовых беспорядков». Ведь пока за решеткой в общем-то случайные люди, дело не до конца воспринимается как политическое, если же будут арестованы лидеры оппозиции, оно получит совсем другой резонанс, к которому надо быть готовым во всеоружии: с показаниями «раскаявшихся и признавшихся» и уже вступившими в силу обвинительными приговорами.

Комментарии адвокатов

Фарит Муртазин, адвокат Артема Савелова:

— Нам вменяют то, что, по словам ОМОНовцев-свидетелей, Артем якобы мешал кого-то задерживать. Но они, тем не менее, задержали этого человека, отвели в автозак, вернулись и потом задержали Савелова. Такая операция должна была занять у них три-четыре минуты. А мой подзащитный был на Болотной площади всего менее трех минут, и вот он якобы секунд на 30 озверел, стал хулиганом, а потом опять «нормальным».

Артем заикается. Логопед провел обследование, и заболевание Савелова подтвердилось. А ведь ему со слов полицейских вменяют выкрикивание лозунга: «Долой полицейское государство!».

Откуда этот момент в протоколе? Как мне рассказал Артем, к нему пришел бесплатный адвокат, специализирующийся по административным делам, и сказал, что все, мол, нормально — оштрафуют и отпустят. И Артем подписал, хотя фактически ничего не скандировал. Он так сильно заикается, что пока начнет говорить, минуты две проходят.

Свидетелями по делу Савелова проходят ОМОНовцы, которые его задерживали и составляли протокол. В протоколе есть про скандирование лозунгов, но ничего не сказано про применение насилия по отношению к полицейским. Мне интересно, как они будут объяснять, почему не указали в рапорте и в объяснении, что он Савелов якобы схватил одного из них за бронежилет и за руку.

По факту же было, вот как: Артем стоял с краю, в это время мимо проходили полицейские и просто задержали. У нас есть свидетель, который нашел паспорт Артема, и он уже ходил к следователю.

Я также направил жалобу в Страсбургский суд, потому что считаю арест незаконным. Главное, что Артем был задержан и доставлен в автозак как минимум за полчаса до того, как, по версии следствия, совершил преступление.

Василий Кушнир, адвокат Степана Зимина:

— Когда я заявил своего свидетеля еще в июне месяце, то, никому не говоря, следователь взял поручение о его опросе. И так его тряхнули и допросили, что он на дно залег и теперь боится приходить.

Зимина по-прежнему обвиняют по двум статьям. Две экспертизы показали, что палец пострадавшего ОМОНовца был сломан не в результате попадания тупого предмета, а в результате скручивания или сгибания. Но следствию это неважно: утверждают, что мой подзащитный все равно кидал камни и все равно попал, хотя эти обвинения объективно ничем не подтверждены.

Коллеги этого полицейского, которые, кстати, задерживали моего подзащитного и составляли протокол об административном правонарушении, теперь на следствии заявляют, что наш потерпевший просто не сказал им тогда, 6 мая, про свой сломанный палец.

Сам он тоже вспомнил про сломанный палец только месяц спустя, в его первоначальных показаниях об этой травме ничего не сказано.

На очной ставке командир взвода сказал, что не знает, при каких обстоятельствах получил травму его подчиненный, и не видел, что в его сторону полетели камни. Следователей это очень разозлило, они начали кричать на омоновца, угрожать ему и мне.

У них в деле не только свидетели «плывут». В тот момент, который обвинение называет временем совершения преступления, Зимин уже был в автозаке. Поэтому я заявил ходатайство о прохождении полиграфа.

Дмитрий Аграновский, адвокат Владимира Акименкова и Ярослава Белоусова:

— Еще в июле я направил в Следственный комитет ходатайство, в котором ставил вопрос о неправомерности квалификации событий 6 мая как массовых беспорядков. Ответ пока так и не получил.

Из позитивного: моему подзащитному Владимиру Акименкову провели медицинское обследование. Уже подтвердилась часть диагнозов, о которых мы говорили, и его перевели из СИЗО в больницу «Матросской тишины», где обследование будет продолжено. Когда Акименкова вернут из «Матросской тишины» обратно на Водный стадион, комиссия ВТЭК будет решать вопрос о назначении ему инвалидности.

Я, со своей стороны, заявил ходатайство об изменении меры пресечения. Помимо данных о состоянии здоровья, основанием для этого может быть поручительство двух депутатов Госдумы: Бориса Кашина из КПРФ и Ильи Пономарева из «Справедливой России». Позиция, например, Европейского суда по правам человека в этом смысле весьма четкая: поручительство депутата парламента — это очень серьезный аргумент для изменения меры пресечения.

Кроме того, изначально Акименков подозревался в совершении преступлений по двум статьям УК, а сейчас осталась только одна — ч.2 ст.212, «Участие в массовых беспорядках».

Ранее Владимиру вменялось, что он кинул неустановленный предмет в сторону цепочки ОМОНа. Но статья 318 отпала, потому что никто не видел, куда он кинул предмет, попал ли в кого-то… Вообще там странная история со свидетелем. Когда суд принимал решение об аресте Акименкова, в деле не было вообще ничего, и судья отложила рассмотрение на трое суток, для доработки. Только тогда появился допрос некоего свидетеля Егорова, который якобы видел Акименкова, называя его по фамилии и имени: Акименков В. К. При этом опознание по делу не проводилось, поэтому я вообще считаю, что это такие свидетельства — недопустимые доказательства.

У моего второго подзащитного, Ярослава Белоусова, тоже зрение «минус 9» на одном глазу и «минус 5» — на другом. Причем у него еще и ребенок годовалый, он студент четвертого курса политологического факультета МГУ. У него есть личный поручитель Вячеслав Титекин — журналист-международник, депутат КПРФ. Белоусов ранее не судим, биография — безупречная.

Он обвиняется по двум статьям, по 318-й потому, что он якобы кинул в ОМОНовца Филиппова какой-то желтый предмет и попал в плечо, чем причинил боль. Но извините — плечи у ОМОНовцев закрыты специальными латами. Согласно экспертизе, Филиппов действительно получил какие-то повреждения кисти и головы, но с плечом все в порядке. Он, кстати, и не отрицает: на очной ставке заявил, что следов от попадания желтого предмета не осталось, но зато он пережил морально-нравственные страдания.

Что касается выделения в отдельное производство дела Лузянина, то я бы не стал из этого делать большой трагедии. Человек признает вину, но это не значит, что он квалифицирует свои деяния как участие в массовых беспорядках, он признает только конкретные действия.

Дмитрий Ефремов, адвокат Александры Духаниной:

— У нас уже больше месяца нет следственных действий: сидим дома, ждем вызова. У нас два ОМОНовца потерпевшие и один свидетель — парень который за Александрой бегал и снимал видео. Духанина давала показания только один раз — ночью, когда ее после задержания привезли в СИЗО и назначили бесплатного адвоката. С тех пор мы отказываемся от дачи показаний, согласно 51-й статье Конституции.

Анна Зарва, адвокат Федора Бахова:

— Никаких следственных действий не проходит. Мы ждем заключения экспертизы по изъятым вещам в ходе обыска. Следствие пока не называет конкретных сроков, экспертизы, которые мы подписали 26 сентября, касались других участников.

Как только я вступила в дело, мы отказались от всех прежних признательный показаний вину не признаем.

Бахову вменяют ст.212 ч.2 на основании свидетельских показаний сотрудников, которые его задерживали.

У нас среди поручителей — депутат Госдумы Потапов.

Светлана Сидоркина, адвокат Андрея Барабанова:

— Мы с самого начала заняли позицию, что не признаем ст. 212, а ст. 318 — только частично. Поэтому мы идем в общем порядке.

Тамара Романова, адвокат Николая Кавказского:

— Моего подзащитного по-прежнему обвиняют в участии в массовых беспорядках, статьи 318 у нас не было и нет. Очевидно, в связи с тем, что нет потерпевшего. Хотя у следствия есть видеозапись, на которой человек, похожий на Кавказского, бежит и наносит удар. Недавно у нас была очная ставка с сотрудником «органов», который этот момент якобы видел, потому что снимал то самое видео.

При этом 6 мая Кавказский задержан не был. Поэтому нет протокола, и им трудно найти потерпевшего.

Мой подзащитный прошел психологическую и психиатрическую экспертизу, эксперты также изучали видео на предмет его достоверности и отсутствия монтажа.

Мы по-прежнему считаем, что нам неправильно вменяют 212-ю статью. Человек пришел на согласованное мероприятие, значит, у него не было умысла на участие в беспорядках. Когда начались столкновения с полицией, Кавказский уже не мог покинуть территорию митинга. Получается — без вины виноватый.

Кроме того, я уверена, что Кавказский не должен до суда находиться под стражей. Он москвич, не судим, работает, прекрасно характеризуется, при этом у него серьезные проблемы со здоровьем. В Бутырке он четыре раза обращался к врачу, повели только одни раз и то врача на месте не оказалось. Адекватной мерой пресечения был бы домашний арест или подписка о невыезде.

Следствие ведется так, чтобы привлекать как можно меньше общественного внимания. Для этого оно разбито на эпизоды. Лузянина, например, будут судить особым порядком. Его, кстати, можно понять: у него в деле несколько эпизодов, плюс непогашенная судимость, так что они с адвокатом приняли правильное решение.

Александра Пирогова, адвокат Алексея Полиховича:

— Алексею предъявлено только обвинение в участии в массовых беспорядках. Каких-либо вменяемых доказательств следствие пока не представило. Нет даже описания конкретных действий, которые он совершил и которые следствие трактует как участие в массовых беспорядках. Ознакомившись с текстом обвинения, Полихович заявил, что оно ему не понятно.

Я как юрист тоже не слишком ясно могу понять этот документ. Могу лишь предположить, что участием в массовых беспорядках следователи считают недоказанный эпизод, когда Полихович якобы вырывал у ОМОНовцев некоего неустановленного человека.

В суд на заседание по избранию меры пресечения была представлена раскадровка видео, на которой некий молодой короткостриженный человек в медицинской маске, в черной футболке и черных шортах, раскинув руки, как бы ограждает ими толпу от полицейских, которые в этот момент бьют кого-то вшестером дубинками.

Свидетелями у нас проходят ОМОНовцы, которые, однако, не опознавали пока Алексея, а только заявляют, что вот этот неустановленный короткостриженный юноша препятствовал задержанию. Не удивлюсь, если впоследствии они его «опознают».

Валерий Шухардин, адвокат Михаила Косенко:

— По результатам экспертизы в Сербского у моего подзащитного выявили заболевание, которое требует лечения в психиатрическом стационаре общего типа. На мой взгляд, это не очень-то хорошо. Потому что в суде дело не будет разбираться по существу, будет только решаться вопрос о направлении Михаила на принудительное лечение.

Нахождение в стационаре — это тоже лишение свободы, причем не на конкретный срок, определенный судом, а на непонятное время. Насколько я знаю, речь идет минимум о трех годах. А если бы он шел общим порядком и даже если бы был признан виновным, мог бы получить условный срок или, допустим, два года колонии-поселения, часть срока он отбыл бы в СИЗО и скоро вернутся бы домой.

Я уверен, что Михаил вполне мог бы лечиться амбулаторно, и помещение его в стационар — это скрытая форма лишения свободы за преступление, вина по которому не будет доказана. И вот нюанс: принимая решение о принудительном лечении, медики отталкиваются от того тезиса, что Косенко социально опасен, а этот вывод сделан только потому, что он обвиняется в совершении тяжкого преступления. То есть, получается, он все равно будет сидеть за Болотную площадь, только не в тюрьме, а в психушке.

При этом в Сербского его обследовали амбулаторно, за один день. Мы настаиваем на проведении повторной экспертизы в стационаре.

Потерпевший у нас в деле — ОМОНовец, по которому наносились удары, но он не видел, того кто бил. Свидетель же в деле — рядом стоявший ОМОНовец, который за этим наблюдал. По его словам, Косенко нанес два удара: рукой и ногой.

Мы уже ознакомились с материалами дела, вскоре оно уйдет на утверждение в прокуратуру.

Кстати, с точки зрения «болотного дела» как целого наш эпизод даже опаснее, чем в случае с Лузяниным. Дело в том, что на судебном заседании вопрос о вине Косенко стоять, конечно, не будет, поскольку он признан невменяемым, но вот само событие преступления обсуждаться будет, а поскольку нам вменяют статью 212, это значит, что речь будет идти именно о массовых беспорядках. Обвинение будет доказывать, мы – отбиваться, и если не сможем этого сделать, последующие приговоры будет выносить гораздо проще. Лузянин-то как раз признает вину, и это исключает рассмотрение конкретных обстоятельств дела.

Руслан Чанидзе, адвокат Леонида Ковязина:

— Я считаю, что мера пресечения избрана незаконно. Если к заседанию в Басманном суде нам просто не дали подготовиться, обманом лишив возможности встретиться и совместно выработать позицию, то на кассации в Мосгорсуде мы представили очень весомые доказательства. Помимо огромного числа положительных характеристик это и четыре поручительства, и наличие человека, который готов дать залог в 700 тысяч рублей, и документально подтвержденные заболевания. Леонид Ковязин постоянно проживает с престарелой бабушкой, он единственный, кто может обеспечить ей уход. Мосгорсуд все эти обстоятельства полностью проигнорировал.

Обвинение, со своей стороны, никак не обосновало, что Ковязин может продолжить преступную деятельность, оказать давление на следствие или скрыться. У его даже заграпаспорта нет! Суд фактически избрал меру пресечения, руководствуясь тяжестью незаконно предъявленного обвинения.

Прошел уже месяц со дня задержания, за это время все следственные действия заключались только в ознакомлении с экспертизами, ни одна из которых не касается собственно Ковязина. Мера пресечения в данном случае носит устрашающий, карательный характер.

Дмитрий Динзе, адвокат Дениса Луцкевича:

— У нас идет ознакомление с исследованиями, там их очень много, соответственно мы знакомимся со всем этим.

Я не буду разглашать эту информацию, связанную с избиением Луцкевича, потому что не хочу попадать в поле зрения этих товарищей попадать, которые и так уже один раз себя проявили определенным образом в отношении меня

Допросили четырех наших свидетелей, которых заявляли еще в июле. Я держу все в секрете, не хочу ничего говорить, потому что очень сильное противодействие идет. У меня идет активная работа, но всему свое время.

Юлия Полухина, «Новая газета» - 11 октября 2012г.

Архив публикаций     Читайте также:

19/10/2013 «Болотное дело»   -   Главное /

АКЦИЯ В ПОДДЕРЖКУ ДОНБАССА:

Сбор гуманитарной помощи осуществляет движение Интербригады (от Лимонова).

Введите сумму пожертвования и номер телефона: