12 Августа 2012

Избирательное право

«Боец Траерин узнал Луцкевича по лицу, которое пыталось сорвать с него шлем, в то время как другое лицо пыталось его ударить». Светлана Рейтер провела несколько дней в Басманном суде — на этой неделе там продлили срок содержания под стражей четырех человек, задержанных по делу о беспорядках на Болотной площади

6 августа

____

Степан Зимин

Асфальт перед Басманным судом плавится от жары. Кондиционеры в зале суда работают вполсилы, и по лицам людей, пришедших на очередное заседание по «Болотному делу», течет пот. Сегодня судья Ирина Скуридина, брюнетка в очках, похожая на школьную учительницу химии, решит, оставить ли в СИЗО до 6 ноября Степана Зимина, анархиста, студента четвертого курса факультета политологии РГГУ.

Его обвиняют в «прицельном броске куска асфальта в омоновца Куватова во время беспорядков на Болотной площади». По версии обвинения, камень сломал омоновцу палец.

Степана арестовали два месяца назад, и, по словам его подруги Александры Кунько, за это время он заметно похудел. Адвокат Степана, Василий Кушнир, полный бритый мужчина, злится — его подзащитного привезли в суд ранним утром и до шести вечера, пока Скуридина не объявила заседание открытым, держали в тесной комнате без окон, еды и питья. Вообще, у Кушнира много поводов для злости: например, к делу не приобщили результаты медицинского освидетельствования Куватова, доказывающие, что «характер повреждения пальца не соответствует удару камнем», и протокол очной ставки между Куватовым и его коллегой, омоновцем Кувшинниковым. Там Кувшинников рассказал, что «заметил Зимина в толпе митингующих, постоянно за ним следил и не видел, чтобы камни попадали в Куватова».

В зале суда, на скамье, стоящей ближе других к решетчатой клетке, — друзья Степана, с которыми тот постоянно перемигивается, как будто до конца не отдавая себе отчета в серьезности происходящего. На второй скамье — журналисты из новостных агентств. У них на коленях компьютеры. На экранах я краем глаза вижу заготовки заметок о том, что «Басманный суд принял решение оставить Степана Зимина под стражей до ноября».

В чудеса в суде не верят.

Следователь Агасий Марукян зачитывает текст ходатайства о продлении срока содержания в СИЗО: по версии обвинения, никакая иная мера невозможна, поскольку «Зимин может скрыться от следствия, уничтожить улики, давить на свидетелей и имеет достаточные средства к существованию». Последнее важно, потому что, как утверждает Степан, у него квартира в ипотеке, и на нее не хватает денег.

«А почему вы сами платите за квартиру?» — интересуется Скуридина. Зимин замолкает, и с места встает Василий Кушнир: «Ваша честь, я вам сам объясню, моему подзащитному тяжело говорить. Дело в том, что в январе у него умерла мама, профессор физики в РГГУ, и теперь бремя ипотеки полностью легло на плечи Степана. Я прошу вас изменить моему подзащитному меру пресечения на подписку о невыезде, чтобы у него была возможность оплачивать свою квартиру».

Кушнир поясняет, что «никаких следственных действий в отношении Зимина за два месяца проведено не было и доказательств его вины не представлено».

Едва только судья Скуридина начинает зачитывать текст решения и произносит фразу «Суд считает позицию следствия обоснованной и не считает нужным изменить меру пресечения на более мягкую», корреспонденты отправляют заметки в редакцию.

У Зимина вытягивается лицо. Потом он беспомощно улыбается.

Александра Кунько пытается подойти к клетке, но ее выводят приставы. Прислонившись к стенке, она смотрит, как мимо нее ведут закованного в наручники Степана.

7 августа

____

Денис Луцкевич

Стелла Антон, мама двадцатилетнего Дениса Луцкевича, волнуется, что ее не впустят в зал суда и она не посмотрит на своего сына. Дениса, бывшего морского пехотинца, а теперь первокурсника РГСУ, арестовали девятого июня, и с тех пор она его не видела.

О том, что с ним происходит последние два месяца, ей известно немного: сидит в камере на десять человек, жалуется на духоту — окно в камере открывается на пять сантиметров, нет простейшего вентилятора и не хватает воды. Об этом Стелле рассказал адвокат Дениса Сергей Леонов, который раз в неделю навещает своего подзащитного.

Он ходит к нему с самого начала июня и с того же времени подает жалобы всюду, куда только может: например, на действия бойцов ОМОНа, избивших Дениса во время митинга на Болотной площади. Фотографии исполосованной дубинками спины Луцкевича шестого мая широко разошлись по сети. На следующий день побои засвидетельствовали в Институте имени Склифосовского. Ответа на жалобу, несмотря на приложенные к ней копии больничных справок, Леонов не дождался. Служебных проверок в отношении омоновцев не было: на Болотной площади они находились «при исполнении», а значит — в своем праве. Не было никакой реакции и на следующую жалобу — по факту давления следствия на Дениса. «В камеру к Денису приходили неизвестные люди, представлялись следователями, угрожали, что если он не даст показания против организаторов митинга, его отправят в режимную «красную зону» и сделают из него петуха по полной программе», — негодует Леонов.

В три часа дня, с часовым опозданием, по коридору Басманного суда ведут Луцкевича. За ним — полицейский с лающей собакой, от которой Стелла в испуге шарахается. Дениса заводят в зал, собака остается ждать в коридоре. Наличие собаки как бы подчеркивает, что Денис уже признан опасным преступником: его обвиняют в том, что шестого мая на Болотной площади он «сорвал с омоновца шлем». Теперь следствие просит суд оставить Луцкевича в СИЗО до зимы, пока идут «необходимые мероприятия».

Следователь Быков торопливо зачитывает парадоксальный с точки зрения русского языка документ: «Боец Траерин узнал Луцкевича по лицу, которое пыталось сорвать с него шлем, в то время как другое лицо пыталось его ударить».

В деле, уверяет Быков, есть «раскадровка видео, на котором видны действия Луцкевича».

Адвокат Леонов ставит раскадровку под сомнение, утверждает, что за шестьдесят с лишним дней никаких следственных действий в отношении Дениса проведено не было, и просит отпустить его под подписку о невыезде.

«У подсудимого папа на Украине, он может скрыться», — парирует Быков.

«Контактов с родственниками на Украине не поддерживаю», — вступает в диалог Луцкевич.

Судья Наталья Мушникова, женщина абсолютно непримечательной внешности, предсказуемо поддерживает позицию следствия. Заседание закрыто, Луцкевича заковывают в наручники и выводят из зала — под присмотр собаки, а дальше — в душную камеру.

«Мам, ты не волнуйся», — на ходу говорит Денис.

8 августа

____

Владимир Акименков

В суде ходят слухи о том, что двух обвиняемых по «Болотному делу», Олега Архипенкова и Рихарда Соболева, вот-вот отпустят под подписку о невыезде. Осторожно говорят, что адвокатам удалось доказать: ни Архипенкова, ни Соболева на Болотной площади в тот день не было. Они были на Театральной площади, где проходил несанкционированный митинг националистов. Доказательства — протоколы их задержаний (обоих задержали в 19.00 у входа в метро «Площадь Революции»), а также запись, на которой видно, как Архипенков стоит на Театральной площади и курит, в то время как омоновцы задерживают националистов, кричащих: «Русские, вперед!» Среди тех, кто кричит, есть и Рихард Соболев.

Я звоню адвокату Архипенкова Алексею Орлову. Он уверен в победе: «По телефонному биллингу, по видеосъемкам видно, что Архипенкова на Болотной площади в тот день не было». Настя, жена Олега Архипенкова, боится верить в удачу и, пока не увидит мужа собственными глазами, старается не радоваться.

Тем временем в Басманный суд привозят активиста «Левого фронта» Владимира Акименкова. За ним — внушительная группа соратников, включая Сергея Удальцова. До зала, где пройдет заседание, Удальцов так и не доходит: поругавшись с судебными приставами, выбегает на улицу.

Владимир Акименков, худощавый молодой человек двадцати с лишним лет, заходит в зал в сопровождении трех конвоиров и собаки. «Примите в сторону! — кричит один из полицейских. — Баксик у нас нервный, может укусить!»

В зале — рутинная картина. Беспрерывно кашляющий следователь Алексей Добарин просит суд оставить Владимира Акименкова под стражей до ноября. Адвокат Владимира Дмитрий Аграновский возражает — у его подзащитного врожденное неизлечимое заболевание сетчатки, он очень плохо видит, ему нужно оформлять инвалидность, и нахождение в СИЗО ему противопоказано.

Аграновский просит отпустить подзащитного под поручительство депутатов Ильи Пономарева («Справедливая Россия») и Бориса Кашина (КПРФ). Прокурор Владимир Кольчук, бритый наголо мужчина, похожий на Фантомаса в исполнении актера Жана Маре, даже не пытается скрыть скуки и, пока следователь спорит с адвокатом, бесконечно выводит на бумажках какие-то виньетки.

Обвинение вменяет Акименкову прорыв цепи омоновцев на митинге на Болотной площади; следователь Добарин скороговоркой произносит, что «решается вопрос о выделении дела Акименкова в отдельное производство». Точно такие же вопросы решаются и в отношении Степана Зимина и Дениса Луцкевича, и, судя по всему, дела всех «болотников» будут слушаться по отдельности. Близкий к следствию источник не скрывает, что делается это для того, чтобы «распылить громкое дело на мелкие части, не делать подарка журналистам в виде громкого дела, а тихо и споро посудить всех на скорую руку, без лишнего шума и резонанса».

Спокойно выслушав фразу Добарина о том, что «обвиняемый может скрыться от следствия», Владимир Акименков задает резонный вопрос: «Как же я могу скрыться от следствия, если у меня даже заграничного паспорта нет?» В ответ Добарин зачитывает характеристику Акименкова, выданную его участковым: «Скрытен, с правоохранительными органами не сотрудничает, снимает участкового на видеокамеру, грубит старшим, не принимает участия в поддержании порядка». «Ага, еще улицы не метет и не здоровается с бабушками у подъезда», — неожиданно оживляется прокурор Кольчук и бросает рисовать закорючки.

Журналисты улыбаются, и судья Наталья Дударь, хрупкая блондинка, говорит неожиданно грозно: «А вот тех, кто будет улыбаться и особенно смеяться, мы будем тут же выводить из зала!»

Медицинского освидетельствования Владимира не было. Его вина, по словам Аграновского, следствием не доказана. Но Акименков — и кого это удивит? — оставлен судьей Дударь под стражей до ноября.

Его выводят из здания под крики: «Держись, Володя, мы с тобой!»

9 августа

____

Рихард Соболев

В 15.00 Максим Коротков-Гуляев, адвокат Рихарда Соболева, стоит перед зданием СИЗО №5 «Водник» с бутылкой минеральной воды в руках. На адвоката в обывательском понимании он похож меньше всего: на нем сетчатая майка без рукавов, шорты и шлепанцы, голова обрита наголо, на лице — два заметных шрама. «Последствия автомобильной аварии, ничего интересного», — отмахивается он от моего вопроса. Известность Коротков-Гуляев получил в качестве защитника Евгении Хасис, год назад признанной соучастницей в убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой. В первый раз Рихарда Соболева он защищал в 2009 году. Тогда в Мосгорсуде судом присяжных слушалось дело двенадцати человек, входивших в националистскую группировку White Wolves («Белые волки»). Их обвиняли в одиннадцати убийствах лиц неславянской внешности — скинхеды забили их отвертками и ножами.

Рихард Соболев был одним из обвиняемых; присяжные признали его невиновным, и он был освобожден прямо в зале суда. Когда я спрашиваю Максима, стоит ли считать его адвокатом, специализирующимся на защите националистов, он обижается: «Каждый гражданин страны имеет право на квалифицированную защиту, и меня позвали защищать Рихарда только потому, что у меня высокий процент оправдательных приговоров».

После того как Соболев был оправдан по делу «Белых волков», Коротков-Гуляев добился полной реабилитации своего подзащитного. А потом стал его защитником в новом деле.

«На данной стадии, — аккуратно говорит он, — у нас четкая позиция, что Рихард на Болотной площади не присутствовал и не принимал участия в действиях, которые имели отношение к массовым беспорядкам. Он был задержан на Театральной площади, есть протокол задержания, есть административное производство по статье КОАП 19.3. На мой взгляд, и следователи, и следственный комитет, и сам господин Бастрыкин с вниманием и пониманием, индивидуально подошли к рассмотрению этого вопроса». Я интересуюсь, почему Соболев стал одним из двух «погромщиков», отпущенных следствием под подписку о невыезде, и Коротков-Гуляев отвечает: «Надо со вниманием относиться к Следственному комитету, к обвинению, которое предъявляют. Надо строить конструктивную позицию, не болтать и делать какие-то громкие заявления, а просто хорошо работать». Коротков-Гуляев слегка лукавит — известно, что во время последнего молодежного форума на Селигере Владимиру Путину дважды задали вопрос о том, как так получилось, что среди шестнадцати обвиняемых по «Болотному делу» есть два человека, задержанных на Театральной площади. Путин стандартно ответил, что «прокуратура разберется».

И вот, похоже, разобрались.

Дверь СИЗО открывается, и Соболев выходит на свободу. Низкого роста, щуплый, голова обрита, темные круги под глазами, спортивная сумка в руках. Глядя на него, я не могу отделаться от мысли, что видела таких ребят в массовке фильма Павла Бардина «Россия-88». Рихард из неполной семьи, работает монтажником в МГТС, болеет за «Спартак» и легко «тянет по фене». По его словам, шестого мая он почти весь день провел с девушкой, затем пошел с другом на Театральную площадь, там их и «повинтили». Сидеть, говорит, во второй раз было проще — потому что теперь он знает здешние законы. Камера была хорошая: «Есть голодные хаты, в которых ничего нет, ни еды, ни вообще, и туда закидывают обычных сидельцев. А поскольку мы политические зэки, нас закидывали в хорошие камеры, к нормальным людям». Честно признается, что следователи просили дать показания на «Яшева, то есть Яшина, и на «Левый фронт». Спрашивали, может, лидеры оппозиции мне деньги давали или еще что. Я на это отвечал, что не знаю, ребята, я мимо проходил, вы о чем? А они сказали, что если я показания не дам, то меня закинут в пресс-хату к грузинам. А за показания обещали под условный срок отпустить». Несмотря на это, Соболев от показаний отказывался: по его словам, «сидел на 51-й статье Конституции». Он честно называет себя «футбольным хулиганом» и не отрицает, что при обыске у него был обнаружен флаг запрещенной экстремистской организации ДПНИ.

Но арестовали его не за флаг, а за «участие в беспорядках на Болотной площади». «Я на суде говорил, что меня там вообще не было, а судья дело пролистала и отправила меня в СИЗО», — недоумевает Соболев.

Он выкидывает в урну мятый коробок тюремных спичек и едет домой.

Олег Архипенков

Вечером я встречаюсь с коммерческим директором турфирмы Олегом Архипенковым и его женой Настей у метро «Динамо». Они идут мне навстречу, держась за руки. На ней — белая рубашка с длинным рукавом и темные брюки. На короткостриженом Архипенкове — джинсы и белая футболка. Когда они подходят ближе, я вижу на руках Олега татуировки: «Blood and honour» на левой, солдат в фашистской каске и знак SS — на правой. Свои татуировки он называет «делами молодости» и говорит, что «все в прошлом».

Десять лет назад ему было восемнадцать, он был футбольным болельщиком ЦСКА и проходил «по правой теме». Тогда же отсидел срок по статье 228, за хранение метамфетамина. Потом встретил Настю, женился и теперь о прошлом рассказывает неохотно.

На митинге на Болотной площади Архипенков был — но в декабре. А 6 мая он собирался встретиться у станции метро «Площадь Революции» со своим другом: «Хотели пойти в клуб «Кай Метов», он в гостинице «Метрополь» находится. В итоге я вышел из метро, увидел митинг, остановился посмотреть, и меня задержали».

«На Театральной площади меня задержали вместе с Беловым (Александр Белов-Поткин, бывший лидер запрещенной организации ДПНИ. — БГ). Я думаю, потом следователи просто взяли списки задержанных и вычленили тех, кто был для них удобен. Белову ведь не припишешь участие в массовых беспорядках — он фигура заметная, быстро докажет, что его там не было. А со мной так поступить было проще».

Арестовали его в ночь с девятого на десятое июня, возле собственного дома: «СОБР, маски-шоу, руки за голову, все дела». Он говорил, что на Болотной площади не был, но это никого не интересовало: «Отвезли в изолятор на Петровку, потом — в Бутырку. Я подумал, что меня закроют минимум на четыре года строгого режима. Тогда у меня случился нервный срыв». Неделю Архипенков провел в психиатрическом отделении тюремной больницы: «Там сохранились какие-то карательные методы, бл... буду. Меня кололи галоперидолом и аминазином одновременно, и это, я вам скажу, было мощно».

Через неделю его определили в камеру на двадцать с лишним человек: «Комары, болото, холод даже тогда, когда на улице жарко. Надежда на справедливость у меня была совсем уж тусклая. Только три дня назад жена передала мне с воли, что меня будут выпускать под подписку о невыезде». Про следствие Архипенков говорит лаконично: «Совершили ошибку, с кем не бывает».

Само следствие свои ошибки не признает. На сайте СК то, что их отпустили, объясняется так: «Учитывая, что основные следственные действия с обвиняемыми уже проведены, и принимая во внимание, что они постоянно проживают в Москве, следствием принято решение по истечении срока содержания под стражей изменить Рихарду Соболеву и Олегу Архипенкову меру пресечения на подписку о невыезде».

В этот же день в Басманном суде до шестого ноября продлевают арест Артему Савелову. Он страдает сильнейшим заиканием, но ему в числе прочего вменяют скандирование антиправительственных лозунгов. Считается, что он кричал: «Долой полицейское государство!»

Он, конечно, тоже постоянно проживает в городе Москве. Как и остальные «погромщики».

И следственных действий с ними, похоже, никто не проводит.

Светлана Рейтер, «Большой город» - 10 августа 2012 г.

Архив публикаций     Читайте также:

19/10/2013 «Болотное дело»   -   Главное /

АКЦИЯ В ПОДДЕРЖКУ ДОНБАССА:

Сбор гуманитарной помощи осуществляет движение Интербригады (от Лимонова).

Введите сумму пожертвования и номер телефона: