4 Августа 2015

«Ни фига себе, к нам приезжает Навальный!»

Московский предприниматель Максим Быков рассказывает о колонии, где отбывает наказание осужденный по делу «Ив Роше» Олег Навальный.

Московский предприниматель Максим Быков, недавно вышедший из ИК-5 в поселке Нарышкино Орловской области (суд заменил ему остаток срока ограничением свободы), рассказывает о взаимоотношениях администрации с авторитетами, побоях и системе распила в колонии, где отбывает наказание осужденный по делу «Ив Роше» Олег Навальный.

Занимались мы продажей билетов на мероприятия. В один прекрасный день нам поступил заказ на крупную партию, и расплатиться захотели наличными. 11 января 2013 года часа в четыре дня мы с коллегами приехали на Тверской бульвар. Нам позвонили, уточнили, на каком мы автомобиле. После этого тут же налетели люди в кожаных куртках и джинсах, посадили нас в свою машину и куда-то повезли. При этом избивали, вовсю применяя спецсредства и даже оружие — одному из нас разбили голову рукояткой пистолета, была большая лужа крови. Примерно через десять минут мы приехали в ОВД. Тут я испытал радость — оказывается, это не бандиты, и везут нас вовсе не в лес. Это были оперативники ОВД «Тверской».

Мошенничество и грабеж

Сначала нас три дня вопреки закону держали в камерах в ОВД. Не давали позвонить, не кормили — выдавали только по двухлитровой бутылке водопроводной воды и два раза в день водили в туалет. Смены времени суток я не видел, и сколько прошло времени, не знал — ведь часы и мобильный телефон отбирают. Начал было на стене делать зарубки, как в кино — чтобы хоть как-то отмерять время.

Затем посреди ночи вызвали к следователю и дали ознакомиться с обвинением. В обвинении был полный маразм — нам инкриминировали мошенничество и грабеж, статьи УК 159 и 161. Мол, похитили у трех курьеров билеты. У двоих путем мошенничества, у третьего — путем грабежа. Все три курьера были сотрудниками нашего конкурента. Все наше дальнейшее дело в суде строилось на показаниях этих потерпевших, которых мы никогда раньше не видели, и показаниях оперативников. Деньги и билеты, которые мы просили приобщить к делу, так и не появились в суде, а две видеокамеры, записи с которых должны были показать наше задержание, чудесным образом перестали работать в тот самый день, обе разом.

Летом 2013-го дали мне 3,5 года. Самое смешное, что в своей жизни я, пожалуй, и совершил экономических преступлений на те самые 3,5 года, которые получил. Однако мое обвинение было выдумано от и до. С тем же успехом на моем месте мог оказаться любой.

СИЗО

Когда оказываетесь в местах лишения свободы, главное — минимум рассказывать о себе. Особенно это касается двух сфер. Первая — коммерческая деятельность и вообще материальное положение. Не позиционировать себя даже как мало-мальски платежеспособного человека. Второе — личная жизнь, особенно половая. Больше слушать, меньше говорить. Если у человека есть голова на плечах, он быстро адаптируется, месяца через два точно поймет, что к чему. Важно не бояться окружающих и четко расставлять позиции. Многое из того, что мы в обычном обществе воспринимаем как вежливость и такт, там принимают за слабость. Лучше снискать славу агрессивного грубияна, чем человека, которому можно сесть на шею.

До меня самого все это доходило путем проб и ошибок. Поначалу я думал, что есть в отношениях с криминальным миром удобная схема — попросту всех купить. Думал так: смогу периодически их подкармливать — и они будут довольны, и я буду спокоен. Но хотят постоянно все больше и больше. При этом любимый инструмент — это психологическое запугивание.

Я вел один коммерческий проект, находясь уже в СИЗО. Когда при обыске телефон забрали менты, он каким-то образом попал к смотрящему. Тот понял, что происходит некая коммерческая движуха, начал рассказывать мне, что «нельзя ничего делать, не выделяя на общее», сначала хотел чуть ли не половину. В итоге я потерял где-то 60 тысяч, но теперь я понимаю, что можно было сказать «нет», и на этом все закончилось бы. Нужно просто уметь говорить «нет». При этом быть уверенным в своей правоте и не совершать поступков, которые трактуются плохо с точки зрения так называемых «понятий».

Администрация СИЗО будет предлагать уйти в хозяйственный отряд, но в этом ничего интересного нет. У них там безлимитный рабочий график, чуть ли не по 13-14 часов в день без выходных. При этом УДО все равно отсутствует. В Бутырке вопрос условно-досрочного освобождения решается через Тверской суд — расценки там порядка полутора миллионов за год. Нет такого варианта, что ты просто классный парень, работаешь, получаешь поощрения и выходишь. Но у администрации вечный недобор в хозотряд, поэтому она рассказывает страшные истории о лагерях, запугивая самых слабовольных. А после вступления они боятся лагеря еще больше, ведь среди арестантов это не приветствуется. Получается замкнутый круг, поэтому-то люди бояться сказать слово поперек сотрудникам, которые заставляют работать по 14 часов в день, склоняют к доносительству и прочим нехорошим вещам.

При этом можно организовать себе условия вполне сносные — есть варианты сидеть в небольшой камере с адекватной компанией, плазмой и телефонами. Не говоря уже о том, что есть официальный магазин, где можно заказывать нормальную еду — шашлыки, пиццу, пельмени и так далее. Но заказывать еду лучше, конечно, не в камере на 25 человек, а то никакого бюджета не хватит.

Но чего ты точно не можешь — так это повлиять на ход своего дела. Это только в американских фильмах адвокаты произносят пламенные речи и убеждают суд. В российских судах главная компетенция адвокатов — вхож ли он в двери судей, прокуроров и следователей. Если нет — 99% срок. И в случае непризнания вины этот срок будет выше средней отметки. Ах, ты еще и не согласен, не нравится тебе?

Колония

В начале нас отвезли в орловской СИЗО. Были ужасные бытовые условия, однако сотрудники оказались очень вежливыми — даже обращались на «вы». А по прибытии в колонию, нас, расслабленных обстановкой в орловском СИЗО, ждал сюрприз. Была очень жесткая приемка. Выходим из автозака — бьют, кричат, запугивают, матерятся. Ко всем, кто выражает недовольство, сразу применяется жесткое физическое насилие. Затем нас подняли в карантинное помещение, где в целях пресечения всяких блатных традиций всех заставляют помыть тряпкой пол — это несовместимо с высоким статусом в криминальном среде. Несогласных били, окунали головой в унитаз. Били преимущественно по половым органам. Один из заместителей начальника даже попал под суд за то, что ударил заключенного палкой в пах, а тот остался импотентом, была ампутация одного яичка (речь идет о замначальника ИК-2 Орловской области Александре Пясецком, которого Ливенский районный суд Орловской области в мае 2014 года приговорил к 3,5 годам лишения свободы за превышение полномочий. Ранее Пясецкий работал в ИК-5 — МЗ).

А раз в три месяца там еще такой аттракцион — в лагерь запускают спецназ ФСИН. Это такие ребята, которые надевают костюмы черепашек ниндзя, начинают громко и страшно на всех кричать, махать дубинками. Жестких травм обычно не бывает, ну так, прилетает дубинкой... Смысл мероприятия в том, чтобы не забывали, кто тут хозяин. Были у нас такие два персонажа — пухленькие ребята, героиновые наркоманы. Пониже меня ростом, хотя я сам невысокий. Они как-то случайно попали под раздачу, им сильно досталось. Написали жалобы в прокуратуру. В итоге, дело обратили так, что они сами чуть ли не ворвались в отдел безопасности. В общем, попали в карцер на 15 суток, получили крест на УДО. Весь орловский УФСИН — это вообще одна семейка. Да и все остальные. Такое ощущение, что там есть пять-шесть семей, которые заполонили органы. Проверять нарушающих сотрудников приезжают их же родственники.

Красное и черное

Но я слышал гораздо более жесткие истории — например, про брянские лагеря. Где идешь строем в столовую по парам, если вышел на шаг — тебя избивают. Бывает и наоборот — лагеря, где людей просили только на проверки в солнечных очках не выходить. Кстати, это про другой лагерь, но тоже под Брянском. Вообще принято оценивать лагеря по шкале «красный-черный». Есть две противоборствующие силы: черная — криминальная, красная — администрация. В какую сторону есть перегиб — везде есть плюсы и минусы. Будь то лагерь или какое-то другое сообщество, если случается перегиб в сторону одной формы власти (а криминал тоже форма власти) — этой властью начинают злоупотреблять. В какой стране лучше жить — где жесткий тоталитаризм, или где преступность, как в Бразилии?

Содержание воровских понятий сводится к «равенству», «братству» и тому подобным красивым словам, но все прекрасно понимают, что это всего лишь обложка для реальных целей, а цели у них банальные — финансовое благополучие и бытовой комфорт. Криминальные авторитеты стремятся показывать сотрудников ФСИН как врагов, но в большинстве случаев они работают вместе, сообща. Представители криминальной субкультуры обычно не обременены лишним интеллектом и эрудицией, способы воздействия на людей у них примитивные и жесткие. Но они находят общий язык с оперативниками, которые готовы помогать в том, чтобы раскручивать людей на деньги, получая свою долю или какие-либо иные бонусы —например, помощь в раскрытии преступлений среди заключенных уже в колонии.

Власть в колонии периодические двигается в ту или иную сторону — режим может поменяться буквально за несколько месяцев. Очень забавно наблюдать, как харизматические лидеры медленно мигрируют вместе с перестановкой сил — из лидеров «черной» тусовки превращаются в лидеров «красной» или наоборот. Блатной может ходить в отдел безопасности под предлогом «за общие вопросы решать» — представлять интересы арестантов в переговорах с администрацией. А на самом деле это ему там говорили, что делать, он молча кивал головой, получив дополнительную передачку или свиданку. Ну или спортивный костюм ему в передаче пропустят — это вообще верх блаженства. Все увидят его в этом костюме и тут же поймут, с кем нужно решать вопросы.

Или вот такой пример сращения администрации и уголовной субкультуры — в колонии есть так называемые «обиженные» или «пидарасы», которые выполняют всю черную работу. Когда нужно помыть туалет и тому подобное — сотрудники во весь голос по рации объявляют: «Пидарасов мне пришли сюда». Даже на проверке так и говорят: «А вот это наши обиженные».

Поэтому важно соблюдение баланса. Особенно для людей, которые хотят сохранить себя, а не присоединяться к одной из крайностей. Лучшая стратегия поведения — формировать иллюзию дружбы. И красными, и с черными. Вроде как приятельские отношения, но никаких серьезных дел. В любой момент могут начаться какие-то проблемы с одной из сторон. И в большинстве случаев помочь тебе может только вторая сторона, поэтому важно быть доброжелательным со всеми.

Между жизнью в обычном бараке и в хозяйственном отряде — большая разница. Например, драки в обычном бараке бывают крайне редко — после любого конфликта следует длительное разбирательство, в котором ты можешь оказаться в корне неправ только потому, что у тебя вокруг меньше друзей или ты не умеешь достаточно профессионально оперировать «понятиями». А вот в хозяйственном отряде настоящий бойцовский клуб: слово за слово и нос сломан, две-три драки в день, полный цирк.

УДО

Прошение рассматривает суд, обычно через видеоконференцию. Значение имеет лишь одно — количество поощрений и взысканий. В реальности это крайне необъективная система оценки — можно быть золотым работником, не иметь никаких конфликтов и не получить ни одного поощрения. Просто потому, что не хотят поощрять бесплатно, или не выделяешь «на общее» криминальным авторитетам, или не ходишь к сотрудникам с доносами. Оно и понятно, если поощрения просто давать за хорошую работу — их уже не получится продавать, а это товар.

Фактически рабочие в колонии работают семь дней в неделю по 13 часов. При этом, ещё должны проводиться воспитательные мероприятия: администрация обязана повышать квалификацию заключенных, давать им образование. В нашей колонии для галочки тоже проводились такие мероприятия, но рабочие, работающие 24/7, физически не могли на них успевать. А затем в процессе рассмотрения заявлений на УДО им легко могли отказать именно из-за того, что они якобы не хотели учиться и посещать психологические мероприятия. Понятное дело, никаких мероприятий в действительности и нет — туда приходят просто галочки ставить, раз это влияет на вероятность УДО.

В очень редких случаях поощрения можно заработать — я для этого пахал на «расконвойке» на ферме по 13-14 часов в сутки. Это физическая работа на хоздворе, территории, прилегающей к лагерю — отбирают туда строго, есть ограничения по статьям, поэтому утверждают обычно меньше народу, чем требуется. Они-то за всех и пашут. Ферма — это построенные из глины и непонятно чего ветхие строение, где в ужасных условиях содержатся животные. За ними нужно ухаживать, кормить, принимать у них роды и так далее. Я, например, теперь знаю, как принимать роды у свиньи, также как-то раз откачал умирающего поросенка. Думаю, в карму мне это зачтется, хотя жизнь его ожидала довольно унылая.

А вот взыскание получить проще простого. Самое простое — одежда. За поднятый воротничок или рукава. При этом в 205-м приказе Минюста нет ни слова о том, как именно нужно носить эту одежду. Такие взыскания в принципе можно отменить, обжаловав в суде — но тогда тебе нарисуют еще десяток. Вообще, никаких международных соглашений или законов там не соблюдается. Если сказать сотруднику ФСИН, что он сам нарушает закон, на вас посмотрят как на последнего врага народа. Частым ответом будет нечто вроде: «Хочешь жить по закону и распорядку? Да ты сам охренеешь, ещё хуже тебе будет. Мы найдём в пэвээре (правила внутреннего распорядка, ПВР — МЗ) способ вам жизнь усложнить». А затем, в зависимости от степени вашей опасности, могут написать рапорт, избить или закрыть в карцер.

Производство в колонии устроено неэффективно. Чисто по причине менеджерской глупости и некомпетентности администрации. Всю мало-мальски сложную менеджерскую работу, которую должны вести сотрудники колонии, на самом деле выполняют заключенные. Я, например, долго работал в бухгалтерии, а затем вел документооборот в воспитательном отделе — обе эти должности официально не могут предоставляться осужденным. Платят за работу грандиозные суммы — 500-600 рублей в месяц. Точнее, официально платят МРОТ — что-то около пяти тысяч, но оттуда вычитают все, что только можно. Например, за еду, которая реально не соответствует стандартам. Причем предписания висят в столовой — сколько должно быть круп, мяса и так далее — и тут же окошке выдают нечто, что не имеет с этим вообще ничего общего.

Навальный

После приезда Олега Навального произошли сильные изменения. В первую очередь, благодаря ореолу известности — «ни фига себе, к нам приезжает Навальный!». Я говорю не только о нем лично. Олег Навальный — это ведь его окружение, вся эта группа поддержки, которая больше, чем закрытый мирок колонии.

Сотрудники ФСИН настолько некомпетентны, что не могут даже собрать информацию из открытых источников. Самым первым этапом для них было понять — кто такой вообще этот Навальный, и почему ему столько внимания? Вызывали зеков и спрашивали у зеков, а зеки потом спрашивали у других зеков...

Но было видно, что его побаивались. Региональный УФСИН не такая влиятельная организация, как УФСИН московский, которому уже не привыкать к известным личностям. Для мелкого начальства уже сам факт того, что приехал кто-то известный, был стрессом. Куда-то исчезла их вальяжность, все эти «эй ты, пидарас, иди сюда». С одной стороны стало меньше насилия, с другой — стали больше придираться по части соблюдения распорядка.

У нас в корне изменились все «приемки» — когда приезжали этапы, с ними уже разговаривали не на «будьте любезны», конечно, но на «вы». Перестали бить. Правда, потом по прошествии месяца снова начали, но эти случаи пресекались. Навальный, насколько я знаю, живо интересовался любыми случаями применения насилия. Администрация бы предпочла выстроить с ним отношения по такой схеме: «Мы не трогаем тебя — ты не трогаешь нас». Но его такая схема не устроила — скорее, он решил так: «Ребят, я вас трогаю, а вы делайте, что хотите».

В итоге, он быстро завоевал уважение. Хотя вначале представители криминального мира, которые не в курсе всякой там политики, ждали его как «булочку» — очередного коммерса, которого можно будет крутить на деньги. Но теперь они видят, что благодаря ему стало реально лучше. В отличие от большинства попавших туда по коммерческим делам, он не пытается найти общий язык с администрацией, лишь бы только пригреться комфортно самому.

Распил

Тюрьма постоянно раскрадывается. Я лично завез в администрацию довольно много всякого оборудования, мебели, всяких лакокрасочных покрытий и тому подобного. На общую сумму, наверное, тысяч четыреста рублей. Наверняка на все это выделялись официальные средства — скорее всего, есть какое-нибудь ООО «Ромашка» на жене кого-нибудь из замначальников колонии, которая якобы это все и поставляет. Средства списываются на компьютеры и мебель, приезжает инспекция — «где компьютеры и мебель?». Да вот они. А на самом деле их привез Макс, которого никто не знает.

Другой способ еще банальней. У колонии есть хоздвор, на котором работают заключенные. Там есть корма для животных, строительные материалы и тому подобное — все закупается на бюджетные средства. Просто приезжают и вот это все увозят. Потом нужно что-нибудь построить или накормить животных — ну, нечем, значит нечем…

Раз в год проводят такое забавное мероприятие — собирается весь топ-менеджмент из разных инстанций. Председатель районного суда, помощник прокурора по надзору, всякие псевдоправозащитники. От нашей колонии — начальник и замы. Смысле мероприятия в том, что мы как бы должны задавать им накипевшие и заболевшие вопросы, а они — давать нам развернутые ответы. На самом деле несколько «активистов» задают заранее оговоренные вопросы, а те на них дают заранее заготовленные красивые ответы. Все понимают, что если задавать провокационные вопросы, это все закончится взысканиями, рапортами, отбитыми гениталиями и всем прочим по старой доброй схеме. Были отчаянные ребята, которые вступали в противоборство с сотрудниками — все они заканчивали печально. Один человек, например, таким образом просто попал на СУС — строгие условия содержания.

Но мне в лагере оставалось быть три дня — думаю, за три дня мне ничего уже не сделают. Ну, максимум в карцер отправят, хоть карцер посмотрю напоследок.

Сначала спросил, насколько это законно со стороны администрации — приказывать «принять положение для проведения обыска» и оставлять так человека на час-два-десять? «Растяжка» используется как форма наказания — заключенных заставляют так стоять неопределенно долгое время. Потом спросил, сколько по регламенту рабочий день у заключенного? Где можно ознакомится с приказами Минюста, в которых бы шла речь не только о наших обязанностях, но и правах? Из каких средств должна оплачиваться материально-бытовая база — из бюджетных или из средств осужденных? Если из бюджетных, то почему у нас все наоборот? Ответами на эти вопросы было молчание и красноречивые взгляды, обещающие отправить меня в преисподнюю.

В итоге меня потом вызвали в отдел безопасности, но сделать уже ничего не смогли.

"Медиа-зона"

Архив публикаций    

АКЦИЯ В ПОДДЕРЖКУ ДОНБАССА:

Сбор гуманитарной помощи осуществляет движение Интербригады (от Лимонова).

Введите сумму пожертвования и номер телефона: