8 Октября 2009

Так что же такое экстремизм?

В текущем году небывало оживилась следственно-судебная деятельность государства российского, направленная против проявлений «политического радикализма» и уголовно наказуемого «экстремизма»

В текущем году небывало оживилась следственно-судебная деятельность государства российского, направленная против проявлений «политического радикализма» и уголовно наказуемого «экстремизма». В июле Замоскворецкий районный суд Москвы вынес обвинительный приговор по ст.282.2 УК РФ («Участие в деятельности экстремистской организации») Елене Бойковой, поевшей бесплатно вместе с компанией друзей в трактире «Елки-палки» на общую сумму аж 700 рублей и вместо денег расплатившихся листовками. Мировой судья столичного района «Арбат» Пронякин рассматривает десяток уголовных дел молодых людей, пришедших в прошлом году в приемную МИДа, где они приковали себя наручниками к решетке окна и разбросали листовки «МИД-логово предателей». Всем им вменяется опять же статья 282.2 УК РФ («Участие в деятельности экстремистской организации, в отношении которой судом принято решение о запрете деятельности»). Как легко догадаться, имеется ввиду запрещенная НБП.

В Орле лидера местного отделения ОГФ Георгия Саркисяна и правозащитника Дмитрия Краюхина доблестные сотрудники милиции зачислили в «лидеры экстремистских организаций» и под такими «ярлыками» вывесили их фото на стендах «Их разыскивает милиция».

Лидер тульского ОГФ Юрий Перов тоже не избежал обвинений в экстремизме. В марте этого года он подал в прокуратуру жалобу на незаконный отказ городской администрации в согласовании проведения митинга протеста против антикризисных мер правительства. В ответ на это областная прокуратура вынесла в отношении Перова «акт прокурорского реагирования», в котором, ссылаясь на некие оперативные данные, предупреждала оппозиционера «о недопустимости ведения деятельности, содержащей признаки экстремизма».

Кто-то на это возможно скажет, что, мол, власти и их «придатки» всегда относились к представителям оппозиции с повышенным вниманием и особой строгостью.

Но вот еще одно «экстремистское» дело. Жительница Хабаровска Наталья Игнатьева, обеспокоенная расхищением природных богатств и разорением экономики родного края, прочитала на первомайском митинге стихи. Стихи написаны от имени вымышленного персонажа ― некоего олигарха, который обращается к «Иванам» с посланием: «Мы славно гуляли в республике вашей/ Мы доллары черпали полною чашей / Пока вы тут пили ― мы вас разорили / Заводы продали, богатыми стали. На митинг, как известно, ходят не только митинговать. Некоторые еще и по долгу службы. Например, сотрудники пресловутого Центра «Э». Они-то и додумались подать в Следственный Отдел по городу Хабаровску заявление об «экстремистском» выступлении Игнатьевой. По их мнению, своим поэтическим произведением она унизила всю русскую нацию скопом (статья 282 УК РФ).

Так что же такое экстремизм?

Не секрет, что так называемое антиэкстремистское законодательство было придумано и внедрено в правоохранительную практику специально для «зачистки» российского политического поля от внесистемной, т. е. наиболее дееспособной части оппозиции. Поэтому и само понятие «экстремизм», и привлечение к уголовной ответственности за «экстремистскую деятельность» нельзя рассматривать с позиций «чистой» юриспруденции, в отрыве от политических и правоприменительных реалий.

Федеральный Закон «О противодействии экстремистской деятельности» под экстремизмом (экстремистской деятельностью) понимает самые разнообразные и разнородные деяния. Включение одних из них в список видов экстремистской деятельности представляется вполне логичным (насильственное изменение основ конституционного строя). Другие, похоже, попали под определение «экстремизм» по недоразумению или от излишней склонности перестраховываться (предоставление услуг телефонной связи лицам, занимающимся организацией или подготовкой экстремистской деятельности).

Даже беглое прочтение списка сразу вызывает ряд догадок и предположений касательно «благих намерений» его составителей.

Например, ясно, что в основе своей список писался под конкретные группы людей и конкретные организации.

Например, нарушение целостности Российской Федерации ― это для чеченских сепаратистов. А публичное оправдание терроризма (почему-то зачисленное в один из основных видов террористической деятельности) ― это для правозащитников, пытающихся призвать власти к мирным переговорам с боевиками.

Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения ― это ошейник для националистов, чтоб не знали свое место и не зарывались.

А публичные призывы к осуществлению экстремистских действий либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов ― намордник на местами еще чудом сохранившуюся свободную журналистику.

Но самым «любимым» из экстремистских деяний у правоохранителей были и остаются возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни. Благо и соответствующая статейка в уголовном кодексе имеется ― 282-я (напомню, по этой статье «оформили» сыктывкарского блогера Савву Терентьева, имевшего неосторожность предложить сжигать в печах «неверных ментов»).

К 282-й статье в 2007 году законодатели аккурат к решению Мосгорсуда о запрете НБП «пристроили» статьи 282.1 («Участие в экстремистском сообществе») и 282.2 УК РФ («Участие в деятельности экстремистской организации, в отношении которой судом принято решение о запрете деятельности»).

И статьи заработали. Помимо ранее упомянутых мною дел, статья 282.2 УК «висит» над жителем Екатеринбурга Алексеем Никифоровым. Никифоров провинился тем, что в прошлом году на день рождения Путина вывесил напротив приемной местного отделения «Единой России» растяжку с надписью «Хватит Путина». Чем неопровержимо доказал свою принадлежность к экстремистам. Кстати, проходивший 3 сентября в столице пикет памяти жертв Беслана, организованный Московским отделением ОГФ, едва не был разогнан милицией из-за плаката «Хватит лжи, хватит крови, хватит Путина».

Одним из основных доказательств обвинения по делу Никифорова стало заключение лингвистической экспертизы, выполненное кандидатом философских наук, доцентом и начальником кафедры философии Уральского юридического института П.Е.Суслоновым. Документ представляет собой анализ ряда материалов, изъятых у Никифорова во время обыска. И, надо признать, изобилует шедеврами философии, лингвистики и юриспруденции.

Скажем, на диске с названием «Митинг» эксперт обнаружил изображение людей, держащих плакаты «Долой полицейское государство» и «Не хочу жить в фашистском государстве». Дабы не портить свежести впечатления, привожу экспертную оценку вышеозначенных текстов полностью:

«Учитывая социально-политический контекст проводимого мероприятия, следует считать, что речь идет о современном Российском государстве. В данном случае используется негативная для массового сознания смысловая нагрузка выражений «полицейское государство» и «фашистское государство». Термины «полицейское» и «фашистское» берутся не в историко-политологическом смысле, а как синонимы преступного насилия над личностью. Соответственно, современное Российское государство оценивается негативно, имеет место призыв к насильственному изменению его конституционного строя. Насильственный характер такого изменения выражает слово «долой». В выражении «Не хочу жить в фашистском государстве» используется прием взаимоисключения, несовместимости понятия «жизни» и «фашистского» Российского государства. Потенциальному адресату предлагается бороться за выживание, то есть любыми, в том числе и насильственными средствами, против Российского государства».

Таким образом, по мнению эксперта Суслонова плакаты «Долой полицейское государство» и «Не хочу жить в фашистском государстве» отлично вписываются в понятие «экстремизм», одним из видов которого являются публичные призывы и подстрекательство к насильственному изменению конституционного строя. А это, кстати к тому же еще и 280-я статья УК («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности»).

По 282-й статье УК («Возбуждение ненависти или вражды по признакам пола, расы, национальности или принадлежности к социальной группе») Никифорову тоже нашлось, что предъявить. При обыске у него изъяли журнал «Политическое правосудие и современные российское политзаключенные», диск с фильмом «Бунт. Дело Литвиненко» и газету «Друг народа». При этом, как выяснил эксперт Суслонов, составители журнала «Политическое правосудие» имеют дерзость считать, что имеющиеся в России политзаключенные «сознательно незаконно были подвергнуты уголовным репрессиям со стороны власти». Они полагают, что «описанные эпизоды носят не случайный характер, а отражают противоправный характер действующей власти, стремящейся к расправе со своими политическими оппонентами».

Режиссер Некрасов, снявший фильм о Литвиненко, настойчиво проводит мысль, что подлинной причиной гибели бывшего сотрудника ФСБ была месть со стороны российских властей за то, что он показал их преступную причастность к совершению терактов на территории России. «При этом гибель Литвиненко преподносится не как отдельный трагический случай, а как проявление зловещего характера всего российского государства», - обличает эксперт коварные замыслы авторов фильма. (То есть один-два потравленных полонием ― не беда, дело, в общем-то житейское, тут и говорить-то не о чем. А враги спецслужб все норовят ярлыков навешать, обвинить людей государевых чуть ли не во всех смертных грехах).

В газете «Друг народа» в статье «Трепашкин об избиениях в колониях и о похищениях людей» «содержатся бездоказательные обвинения сотрудников УФСИН и ФСБ в совершении тяжких преступлений».

«В статье «Чисто реальная экономика» содержатся бездоказательные обобщенные обвинения в адрес МВД и ФСБ, связанные с их незаконными действиями в отношении предпринимателей. В данном случае используется прием поспешных обобщений: ссылаясь на единичные случаи, негативный вывод делается обо всех представителях системы. Таким образом, посредством вышеуказанных материалов возбуждается вражда и ненависть по отношению к социальным группам представителей власти, включая УФСИН, МВД и ФСБ», - негодует эксперт.

Вообще-то по закону эксперту полагается быть незаинтересованным и независимым и от обвинения, и от подсудимого. В противном случае эксперт подлежит отводу. Но эксперт Суслонов, помимо ученых степеней, еще и носит погоны подполковника милиции. И вуз, в котором он имеет честь преподавать, относится к системе МВД. Так что какая уж тут независимость!

Апофеозом можно считать следующие строки из его «экспертного заключения»: « Мы (!) не ставим под сомнение право на свободу слова и убеждений авторов данных материалов, однако выражение этих убеждений не должно нарушать права других лиц, посягать на безопасность государства».

Ничего себе незаинтересованность и беспристрастность! Создается такое впечатление, что эксперт уже присвоил себе функции и судьи, и исполнителя наказания. С высоты своей кафедры в милицейском вузе он безапелляционно диктует правозащитникам и журналистам, что писать, а что не писать. Например, писать про то, что известный ингушский правозащитник и владелец оппозиционного сайта «Ингушетия.ру» был убит за свободу слова и является жертвой действующей власти, писать не следует. Для тех, кто такое напишет ― прямой путь в экстремисты, а оттуда ― за решетку.

Наверное, составляя текст своего выдающегося «экспертного заключения», подполковник Суслонов чувствовал законную гордость охранителя основ российской государственности.

Впрочем, охранители основ водятся не только в Уральском юридическом институте. В московских избиркомах сидят не менее бдительные люди, быстро сообразившие, что членов движения «Солидарность» к выборам в Мосгордуму и близко подпускать нельзя. А для благой цели все средства хороши. У члена политсовета Московского отделения «Солидарности» Игоря Драндина избиркомовские эксперты обнаружили аж 104% недействительных подписей. Члена федерального политсовета «Солидарности» Владимира Милова «уличили» в подделке собственной подписи. Конечно, над этими глупостями можно долго смеяться, но у меня возникает вопрос совсем из другой оперы. А знают ли все эти «эксперты» и члены ТИКов, что их действия укладываются в понятие экстремизма? В списке видов экстремистской деятельности ведь значится и такой: воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав. Очевидно, что незаконное отстранение оппозиционных кандидатов от участия в выборах в Мосгордуму нарушает их гарантированное Конституцией пассивное избирательное право (право быть избранным). Соответственно, нарушены и избирательные права тех москвичей, кто хотел бы проголосовать за Милова и Драндина. Но благодаря ретивым избиркомовским деятелям этой возможности были лишены. Возникает вопрос: почему никто не привлекает их к ответственности? Вот и в УК есть соответствующая статья: 141-я («Воспрепятствование осуществлению избирательных прав»).

Вопрос, впрочем, чисто риторический. Даже самые непонятливые давно уже усвоили, что обвинения в экстремизме ― это ответ власти на проявление гражданской активности. Потому что дела нашей власти ― это такие дела, которые лучше всего творятся в тишине, в тайне, вдали от посторонних ушей, глаз и склонных к критике языков. По делам ― и ответ.

Елизавета Приходина, руководитель юридической комиссии ОГФ, "Объединенный Гражданский Фронт в Москве" 08.09.2009

Архив публикаций