2 Октября 2009

Что увидели за колючей проволокой общественные контролеры

Год назад Госдума приняла закон «Об общественном контроле», который пробивал себе дорогу почти десять лет. Согласно этому закону, во всех регионах России были образованы общественные наблюдательные комиссии (ОНК), члены которых получили право посещать тюрьмы, колонии, отделения внутренних дел, гауптвахты и знакомиться с условиями содержания задержанных и осужденных. Довольно быстро общественные инспекторы столкнулись с противодействием со стороны представителей силовых ведомств.

Оказалось, что сотрудники МВД и Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) толкуют закон не совсем так, как общественники. О том, что члены комиссий увидели за колючей проволокой и как они собираются отстаивать свою независимость, российские «посетители тюрем» рассказали «НИ».

В Великобритании их называют «тюремные визитеры». Во Франции – «посетители тюрем». Российский федеральный закон именует тех, кто контролирует условия содержания в «местах принудительного содержания», членами общественных наблюдательных комиссий. Их выбирали по всей России из местных правозащитников и членов неправительственных организаций (НПО). Комиссии получились неоднородными по количественному и качественному составу. В тех регионах, где бурная общественная жизнь и много активных правозащитных организаций, удалось создать дееспособные ОНК. Там же, где низкая активность общества, оказалось мало желающих в свободное от работы время на бесплатной основе посещать тюрьмы, колонии и отделения милиции на транспорте.

Например, в Челябинской области в состав ОНК вошли 18 человек, в Мордовии таких «неравнодушных» нашлись всего пять. В Самарской области и того меньше – всего три человека. Большие комиссии в Москве, Нижнем Новгороде, Краснодаре и Челябинске. «Самая большая проблема, с которой мы столкнулись после нескольких месяцев нашей работы, – говорит инициатор закона «Об общественном контроле» и председатель ОНК Москвы Валерий Борщев, – это незнание сотрудниками ФСИН, МВД закона «Об общественном контроле». Это объясняется тем, что из всех приказов ведомств, связанных с деятельностью ОНК, только в приказе ФСИН говорится, что сотрудники обязаны знать закон».

В результате, как говорит Борщев, членов московской ОНК не пускали в некоторые столичные ОВД, где общественные инспекторы хотели проверить содержание задержанных после «маршей несогласных». «Их не пускали в ОВД «Таганское» и «Тверское» в течение часа. Сотрудники милиции говорили, что нужно было прислать уведомление за сутки, а дежурный по городу вообще требовал доверенность от Владимира Лукина (Уполномоченный по правам человека в РФ. – «НИ»). Это полная чушь. Согласно закону, мы можем подойти к ОВД, позвонить дежурному по городу, сообщить, что мы пришли, и нас обязаны пустить», – рассказывает правозащитник.

Валерий Борщев говорит, что «время просвещения прошло», и члены ОНК теперь будут отстаивать свои законные права в судах. «Воспрепятствование деятельности ОНК подходит под 286 статью УК РФ – превышение должностных полномочий, – подтверждает «НИ» член московской ОНК Владимир Химаныч. – С этим согласны и в прокуратуре Москвы». Члены региональных ОНК рассказывают, что нередко сотрудники пенитенциарных учреждений отказываются предоставлять им документы и материалы, хотя, по закону, обязаны это делать. Доходит до анекдота. Так, общественным инспекторам, посещавшим одно из СИЗО Москвы, не дали прейскурант цен на продукты в киоске для заключенных.

Руководитель комитета «За права человека» Андрей Бабушкин, который много лет еще до принятия закона «Об общественном контроле» посещал тюрьмы и колонии, проводит обучающие семинары для членов ОНК. «Тюремный посетитель должен уметь очень многое замечать, – объясняет «НИ» Бабушкин. – Он должен посмотреть, какая температура воздуха в камере, есть ли градусники, достаточно ли кранов для мытья рук. Нужно посмотреть на освещенность камер, на состояние постельного белья, матрасов. Узнать, предоставляется ли осужденным стоматологическая помощь, протезирование. Приезжают ли к ним по необходимости врачи-специалисты. Нужно посетить больницу и узнать, сколько человек из тех, кто там содержится, могут быть освобождены по болезни, согласно 54-му Постановлению правительства. Члены ОНК вправе ознакомиться с материалами, касающимися условно-досрочного освобождения (УДО), и выяснить, являются ли объективными характеристики, которые администрация дает осужденным, у которых уже подходит срок УДО. Очень важно также проверять, у всех ли заключенных есть паспорта. Был случай, когда один пожилой заключенный четыре года не получал пенсию, потому что у него не было документов».

Член московской ОНК Тамара Флерова по профессии радио-инженер. Сейчас она на пенсии. И уже больше десяти лет занимается правозащитной деятельностью. «Когда меня утвердили членом ОНК, я решила, что для начала посещу все московские СИЗО и напишу общие характеристики на каждый из них. Своего рода «путеводитель». А уже потом буду собирать факты нарушений и разбираться в каждом конкретном случае. Когда заходишь в камеру, сразу чувствуешь атмосферу. Например, в одной из них на все наши вопросы отвечал один осужденный, другие были как бы под его пятой и ничего не говорили. Атмосфера в этой камере была какой-то гнетущей. А в другой, где осужденные спали на полу, потому что не хватило места, они нам признались, что не хотят перевода в другую камеру. В одной из московских тюрем в штрафном изоляторе (ШИЗО) мы говорили с молодым парнем. Он рассказал, что после следственных действий его обыскали и потребовали снять даже трусы. Он отказался. И все же его обыскали, ничего запретного не нашли, и тогда он позволил себе поворчать на сотрудника тюрьмы. За это его посадили в ШИЗО на десять дней. Когда я подняла шум, его вернули в обычную камеру».

По закону члены ОНК могут общаться с подследственными и осужденными только в присутствии сотрудников администрации. Поэтому заключенные почти всегда говорят, что условия содержания их устраивают. «Они часто жалуются на следователей, которые, по их мнению, фабрикуют дела, – объясняет Тамара Флерова. – Жалуются и на бездействие адвокатов. У большой части заключенных – бесплатные адвокаты, которые их редко посещают, и, по сути дела, они лишены юридической помощи».

«Несколько дней назад вечером мне позвонил один осужденный из колонии-поселения № 6, – рассказала «НИ» калужская правозащитница Любовь Элье.– Он сообщил, что у него проблемы: в нарушение закона его повторно посадили в ШИЗО. Он пригрозил начальнику колонии, что обратится в прокуратуру. Пришлось бросить все домашние дела и ехать, хотя я там была всего три дня назад. Этот осужденный утверждал, что его заковали в наручники и избили. Медицинская сестра отказалась зафиксировать побои. На руках у него были следы от наручников. Кроме того, этот осужденный находился в тяжелом психологическом состоянии, мы вызвали психиатра и потребовали от прокуратуры вмешаться в эту ситуацию».

Любовь Элье говорит, что осужденный может за малейший проступок оказаться в ШИЗО. «Например, недавно мы узнали, что одного заключенного посадили в ШИЗО за то, что он не поздоровался с идущим далеко сзади сотрудником колонии, – рассказывает Элье. – С другим осужденным случилась просто анекдотическая история. У него 47-й размер обуви. Его привезли в колонию-поселение, а там не нашлось обуви такого размера. Этот парень за ночь сплел себе лапти и вышел в них на утреннюю проверку. За нарушение формы одежды его посадили в ШИЗО на 15 суток».

Проверить достоверность жалоб осужденных, как правило, очень трудно. Так, например, в московскую ОНК, членом которой является корреспондент «НИ», обратились осужденные из мордовской колонии строгого режима № 18. Они жаловались на избиение со стороны сотрудников администрации. Когда корреспондент «НИ» приехала в колонию, выяснилось, что некоторые из тех осужденных, что написали жалобу, были вывезены в другие зоны. Тем не менее удалось поговорить с другими, и те в присутствии администрации колонии и членов ОНК Мордовии подтвердили то, что написали в жалобе.

«Четверых осужденных из 11-й колонии перевели в эту 18-ю колонию. Когда нас выгрузили, люди в масках стали нас избивать, натравили собак-овчарок. Требовали, чтобы мы подписали заявление о вступлении в секцию дисциплины и порядка. Потом посадили в ШИЗО на 15 суток. Врачи к нам не приходили», –рассказал Николай Артоболевский. Начальник колонии показал акт служебной проверки о применении сотрудниками колонии специальных средств. В нем написано, что спецсредства 22 марта 2009 года были использованы потому, что осужденный Артоболевский «отказался проследовать и оказал злостное неповиновение. В результате медосмотра были выявлены мелкие кровоподтеки».

Другой осужденный – Николай Морозов, которого также «тепло» встретили при прибытии в 18-ю колонию 22 марта 2009 года, подтвердил слова Артоболевского и сообщил, что его заставили написать заявление, будто бы он толкнул контролера. И действительно в акте служебной проверки написано: «толкнул младшего инспектора и отказался от передвижения». «Чем больше человек жалуется, тем больше его сажают на строгие условия содержания, – комментирует эту историю член ОНК Сахалинской области Марк Куперман. – Контроль со стороны прокуратуры иначе как имитационным не назовешь. Дела по фактам установленных избиений и пыток не возбуждают».

С ним согласен и Валерий Борщев. «В этом деле очень трудно доказать правоту осужденных. Надо обращаться в Генпрокуратуру. Ситуация с Мордовией нас очень беспокоит. Это один из регионов, где не удалось создать дееспособную комиссию, которая бы оперативно реагировала на все нарушения. Кроме того, в нарушении закона начальник местного УФСИНа требует, чтобы уведомление о посещении направлял председатель комиссии, хотя для этого достаточно сообщения от двух членов ОНК». В Генеральной прокуратуре общественных инспекторов считают союзниками. Об этом «НИ» сообщил начальник Управления по надзору за законностью исполнения наказаний Сергей Куденеев. Выступая на первой конференции членов ОНК, он заявил, что в результате многочисленных проверок «в системе ФСИН было выявлено 42 тысячи нарушений закона».

Зоя Светова, "Новые известия" - 1 Октября 2009 г.

Архив публикаций