5 Марта 2010

Чем зэки лучше картошки?

ФСИН хочет трудоустроить жителей российских глубинок в зоны: охранниками и кастеляншами. Ноу-хау: чем больше зон — тем богаче живут крестьяне...

«Как живет сельская Россия? Куда податься бедному крестьянину, когда продовольствие на прилавках заграничное, цены на солярку и электричество такие, что выращивать хлеб или доить корову себе в убыток?» — это с сайта канала ТВЦ, рассказ о программе, которая выходит там рано утром по воскресеньям, называется «Крестьянская застава». Я пошла на сайт канала, когда в мирное воскресное утро случайно попала кнопкой пульта на эту передачу. И замерла с открытым ртом. Придя в себя, срочно кинулась записывать.

Речь шла о пасторальной жизни в мордовской глубинке. Если кто не знает, мордовская глубинка в основном состоит из колоний. И куда крестьянину податься? Правильно, в лагеря: мальчики — в охранники, девочки — в бухгалтерию и в кастелянши. По этому поводу ФСИН проявляет исключительную заботу о сельской молодежи, о подрастающем поколении охранников и кастелянш, и устраивает в мордовской глубинке кадетские школы, где обучает премудростям профессии и передает мастерство. По окончании кадетского училища выпускникам можно поступить и в специальное высшее учебное заведение, дабы уже в офицерском звании вернуться в родную деревню. Дабы не обезлюдела она, не захирела б деревенская жизнь. В этом году кадетское училище даст родной стране еще больше выпускников, чем в предыдущем. «Вокруг зон и лагерей традиционно кормится деревня, и благодаря неустанной заботе ФСИН не оскудеет она», — сказали мне утром в воскресенье в телевизоре. Еще раз перечитала заходную фразу программы «Крестьянская застава»: куда податься бедному крестьянину, когда продовольствие на прилавках заграничное?.. Ага, вот, значит, куда. Так не картошку надо сажать, а зэков бы побольше, вот и не оскудеет русская деревня. Понятно.

Муж позвонил, расстроенный. Что, спрашиваю, опять случилось? Какие события в русской деревне вогнали тебя в тоску? Да вот, говорит, «Челси» проиграл «Манчестеру». «Да брось, — утешаю я его, — горевать, расскажу тебе другие деревенские новости. Тут, — говорю, — наш президент в хорошо тебе известной деревне Барвиха Одинцовского района Московской области встретился с бизнесменами и с Чайкой, и правильные слова сказал: дескать, бизнесменов не сажать под гребенку, шире применять залог, и судей пожурил, чтобы вышестоящие не покрывали грехи нижестоящих. А еще обещал в Думу внести законопроект насчет рейдерства. Как раз в результате рейдерского захвата (вернее, попытки, она еще не закончилась) мой муж и оказался в тюрьме: ему принадлежал пакет акций, который отнимает сенатор-рейдер. Как, — спрашиваю я мужа, — ты относишься к таковым замечательным президентским инициативам?»

А надо сказать, что моему орлу в темнице только дай речь толкнуть о переустройстве жизни, прямо хлебом не корми — вот уж из кого получился бы истинный член «Единой России», если б не посадили (так что в каком-то смысле даже хорошо, что сенатор прервал этот сомнительный полет). «Я, — говорит, — целиком поддерживаю все президентские инициативы, но пора уже от слов переходить к делу. Понятно, что в стране существует крайне оппозиционное этим инициативам лобби, но он же президент! Давно назрела серьезная реформа — и МВД, и, главное, судебная. Вот возьмем статистику по ст. 159 УК («Мошенничество» — под эту статью в принципе подпадает при желании любая коммерческая сделка, так уж она написана. — О. Р.) и увидим, что следователям проще поймать себе золотую рыбку в лице бизнесмена, чем искать убийц». А дальше он меня совершенно замордовал таковой статистикой и разнообразным сравнительным анализом — эх, пропадают мозги и государственный подход. Послушала я его, послушала и вслух сделала вывод: «Мало ты пока сидишь, похоже, и не въезжаешь». Это замечательно и прекрасно, если вдруг — именно что вдруг — бизнесменов будут меньше сажать. Но вот что делать с теми, кто уже сидит? Никто ж не говорит. Амнистия по экономическим статьям не прошла, а это значит — будут сидеть и будут сажать. Дабы не оскудела мордовская деревня например. Не картошку же ей сторожить, она польскую в магазине купит.

Поговорили потом о том о сем, что ему послать, что привезти, на кого передачу сделать, а в конце муж вдруг ошарашил: «А привези мне деревянную игрушку». — «Чего-чего тебе привезти?» Оказалось, надо мне найти заготовки деревянные, лошадки там, матрешки, а отряд колониальный их раскрасит и выступит с этой продукцией на лагерном конкурсе деревянной игрушки. Детский сад имени Макаренко и Песталоцци, а не исправительное учреждение, где каждый третий — бизнесмен. Вы там белены, спрашиваю, объелись? Какие лошадки? Какие, на фиг, матрешки? У тебя два высших образования, ты сидишь, «Колыбель для кошки» в подлиннике читаешь, тебе лошадку надо?

Отбрила я эту историю с игрушками. Может, и непедагогично, но в такой педагогике я не участвую, увольте. Пусть вам другая жена лошадок привезет, добрая. И победит в конкурсе матрешек.

>

Ольга Романова, «Новая газета» - 3.03.2010 г.

Архив публикаций