18 Февраля 2013

Илья Романов. Мертвые дома нашей эпохи. Очерк 1-й

Илья Эдуардович Романов, российский анархист, политзаключенный (отбывал срок с 2002 по 2012 на Украине), журналист, публицист, пишет о тюрьме.

Когда в исправительной колонии зэки, усевшись возле телеэкрана, смотрят какой-нибудь фильм или сериал, в котором попадаются сцены из лагерной жизни, они постоянно поражаются идиотизму создателей этих, с позволения сказать, “шедевров”. Многие эпизоды вызывают просто смех. В одном сериале в лагере проходят регулярно организуемые “блатными” бои без правил, нередко со смертельным исходом, причем все лагерники уже с утра делают ставки. А что же, оперчасть в этом лагере отсутствует, что ли? В другом - начальник колонии держит склонного к побегу зэка в своем гараже на цепи. А когда тот все же сбегает, его стреляют в болоте и даже не считают нужным доставать труп. В третьем - бравый армейский капитан, едва зайдя в камеру СИЗО, требует у находящихся в ней мрачных уголовников сдать ему оружие, после чего каждый, испугавшись, достает огромную заточку, больше похожую на финский нож - такую в СИЗО попробуй спрячь! - и швыряет на пол…

Автору этих заметок всегда было интересно: каким образом, при помощи каких средств выдумывают сценаристы такого рода бредятину? Некоторые источники мне удалось вычислить. Во-первых, используется литература советской эпохи, описывающая быт и нравы криминального мира, причем можно подумать, что эта социальная прослойка не проделала в последние десятилетия никакой эволюции, что в ней заправляют типы образца 1970-х, а то и вовсе какой-нибудь Горбатый из “Места встречи изменить нельзя”. Несомненно, используется очень известная когда-то книга диссидента Абрамкина “Как выжить в советской тюрьме”. Однако в наши дни реальность в местах лишения свободы весьма далеко ушла от советской, поэтому книга эта безнадежно устарела.

Если говорить о лагерном быте в последний период существования СССР, то лучше всего он передан (как полагает автор, сам в ту эпоху не сидевший, но много слышавший от лагерных стариков) в книге Игоря Губермана “Прогулки вокруг барака”. Конечно, многие аспекты того бытия остались в чем-то похожими, но в целом все уже совершенно не так.

Какова базисная, социально-экономическая подоплека произошедших изменений? В 1961 году реформой исправительной системы был ликвидирован ГУЛАГ, а все колонии разделены на четыре режима: общий, усиленный, строгий и особый. Целью данного нововведения провозглашалось изолировать “впервые оступившихся” от влияния более опытных преступников и “особо опасных рецидивистов”. Но однозначно положительного эффекта эта реформа не имела. Возможно, что в действительности она преследовала другую цель - сломить организовывавшееся в то время “блатными” сопротивление администрации лагерей.

В начале 60-х и вплоть до середины 80-х “блатные” принадлежали в основном к профессиональной преступности, которой в наше время практически нет. Это только во второй половине 80-х ее начала вытеснять порожденная “перестройкой” организованная преступность. В первые же послевоенные десятилетия существовали “профессиональные” корпорации карманников, домушников, “ломщиков чеков” у магазинов “Березка”, катал, и т.д. Костяк воровского мира во многом был сформирован беспризорниками военной поры, т.е. личностями с достаточно жесткой структурой. Для продвижения в криминальной иерархии необходимо было иметь ПОНЯТИЕ. Считалось, что “понятие” вообще - оно одно, и оно либо есть, либо нет. Среда профессиональных преступников руководствовалась своеобразно понимаемой “справедливостью” (распространявшейся на “своих”, т.е. зэков), и, во всяком случае, пресекала проявления “беспредела”. Разделение на режимы привело к тому, что в колониях, где сконцентрировали “первоходов” (впервые осужденных) появился беспредел. Там тоже начинали командовать люди, стремившиеся быть “блатными”, но не имевшие “понятия”, а потому руководствовавшиеся “понятиями”, зачастую ложно понимаемыми.

В диких формах это ложное понимание проявляет себя тогда, когда дело касается “законтачки”. Согласно бытующим у зэков представлениям, можно “законтачиться” от прикосновения к какому-нибудь “нечистому” предмету или человеку. Поскольку этот аспект лагерного бытия продолжает оставаться весьма опасным для впервые попавших в застенки (как и во времена Абрамкина, в книге которого этот феномен описан как “загашенность”), автор очень подробно остановится на нем впоследствии. Сейчас мы занимаемся более теоретическим рассмотрением эволюции лагерной среды на протяжении последних десятилетий. В наиболее чудовищной форме все это ложное понятие о “законтачке” расцвело среди малолеток, у которых можно “законтачиться” даже от случайно упавшего с верхней нары лобкового волоса (почему у них полагается спать только в плавках), а “законтаченные” обычно сразу отождествляются с “пидорами”. К концу 1990-х во многих камерах СИЗО-малолетки сложилась ситуация, когда примерно лишь треть обитателей камеры считалась “порядочными”, а остальные две трети - “пидорами”. О нравах “малолетки” этого времени мне весьма подробно рассказывал сокамерник-малолетка, которого держали на “взросле” за побег - по прозвищу Васек Пацан, сын олдового московского хиппи Дзен-Баптиста. “Малолетке” и ее “приколам” также уделим в дальнейшем достаточное внимание.

В советское время для зоны главное было - “давать план”. “Нерабочих” зон не было в принципе, на каждой было какое-нибудь производство, нередко требовавшее очень высокой квалификации рабсилы (приборостроение и т.п.). Живущий на зоне “мужиком” по масти не работать в принципе не мог - его к этому принуждали и администрация, и “блатные”. Не имевший квалификации зэк мог предварительно обучиться в ПТУ. Однако работа отнюдь не была бесплатной, каковой фактически является сейчас. Работающему зэку начислялась нормальная заработная плата, из нее делались предусмотренные законом вычеты (за содержание в колонии и на погашение иска), часть заработанного можно было потратить на отоварке, на подписку на газеты и журналы, на улучшенное (диетическое) питание, а остальное - переводить семье (если таковая имелась) либо накапливать на лицевом счету, получая накопленную сумму при освобождении. Иногда эти суммы могли быть достаточно значительными (см. фильм “Калина красная”). В наши же дни зэки освобождаются с зоны без копейки денег.

Ситуация в зоне зависела от выполнения плана. Как говорят старые зэки, “в советское время все было нельзя, но все было, а сейчас можно все, но ничего нет” (некоторое преувеличение). Например, в начале 1970-х на зонах запретили чай, чтоб зэки, мол, не чифирили. Неоднократно пойманным на приготовлении чифира могли даже добавить в судебном порядке срок. Однако же, если зона план выполняла, чай там был, и за него не трогали. Было и бухло, разные колеса (кодеин, ноксирон), гашиш. А уж если план перевыполнялся, тогда (как рассказывал мне пожилой зэк Анатолий, отсидевший при Союзе в общей сложности 18 лет) главное было выйти с промзоны на своих ногах. Если сам идешь - тебе ничего не скажут, если несут - тогда уже будут проблемы. Работа администрации была сосредоточена на выполнении плана, а возможности наживаться у администрации, естественно, были, но даже и близко не сопоставимые с теми, какие есть сейчас. Все было предельно регламентировано. Положено при выходе в баню выдать трусы, носки, мыло и один бритвенный станок на троих - никуда не денутся, выдадут. Не дай бог, зэкам пайку сахара не дадут - последствия могли быть для администрации весьма серьезными. Проверяющие комиссии обязательно начали бы выяснять, куда девался сахар, а это - вплоть до уголовного дела. Помимо администрации, в вывполнении зоной плана были заинтересованы и “блатные” - им тогда тоже сиделось легче. Но самим работать “блатным” было “западло”, и сидели они до “звонка”, притом в основном по “ямам” да по БУРам. Криминальная идеология предполагала, что задача “мужика” - работать, а задача “блатных” - “страдать за мужика”, т.е. воевать с администрацией за его интересы. Можно предположить, что в целом подобная картина все же, действительно, имела место. Также считалось, что “мужик” живет работой, а “блатной” - игрой, и открытое паразитирование на “мужике” никак не предусматривалось. Сбор и расходование “общака” жестко контроллировался криминальной иерархией во главе с “ворами”, которым не положено было иметь собственности и семьи. Отношение к зэкам, работавшим на администрацию - “козлам” - отличалось нетерпимостью; то же относилось и к “чистоделам”, изготовляющим для администрации всякий ширпотреб - они также считались непорядочными. Деление по мастям было предельно жесткое - “за смену масти бьют по пасти”. В этом, пожалуй, можно усмотреть какое-то отражение предельной заидеологизированности и бюрократизма советского общества.

Со второй половины 80-х в лагеря начало попалать все болдьше и больше представителей организованной преступности, взросшей на горбачевском “сухом законе” и движении “кооператоров”. Представители старой воровской формации не видели во вновь прибывших бандюках равных себе, называя их “спортсменами-комсомольцами”. Бандитская “пехота”, действительно в значительной мере состоявшая из выброшенных на произвол судьбы спортсменов, никаким “понятием” не отличалась и сразу проявила склонность к беспределу, придерживаясь лишь формально ранее бытовавшего криминального кодекса и его терминологии. Начавшиеся же неолиберальные реформы не оставили камня на камне от той системы, которая сложилась в лагерях при Советах. Никакого государственного плана теперь не было, а главной задачей администрации лагерей стало “наваривать” любыми способами “бабло”, щедро делясь им с вышестоящим начальством, что гарантирует безнаказанность. Как у Остапа Бендера было “четыреста сравнительно честных способов отъема денег”, так же и у администрации лагерей этих способов имеется в немеренном избытке. На этом аспекте впоследствии также остановимся подробнее, т.к. предание конкретно практикуемых в лагере способов широкой огласке - эффективнейший (хоть и не вполне безопасный) способ давления на администрацию.

Все “блатные” старой формации, которых и осталось-то, по правде говоря, совсем немного, сидят, надежно спрятанные под замком на “крытых” тюрьмах, и влиять как-то на ситуацию им весьма сложно. Тем временем возникла новая формация уголовных авторитетов, которые помогают администрации вымогать деньги с осужденных, принуждать их к бесплатному труду, расправляться с “жалобщиками” и давить проявления протеста. Эти так называемые “блатные”, которые по классической тюремной терминологии должны были бы именоваться “суками”, почти поголовно… освобождаются по УДО. Естественно, в прежние годы - советские и первое время постсоветских - подобное было попросту немыслимо.

Рина Максимова. Политические и социальные новости - 17 февраля

Архив публикаций