3 Марта 2010

Тамара Морщакова: "Независимость судебной власти по-прежнему не обеспечена"

Тамара Морщакова, профессор, советник председателя Конституционного суда РФ

Необходимые качества настоящего юриста — профессионализм и честность. Кроме того, настоящий юрист непременно должен быть приличным человеком. Учтите, я не говорю о том, что нужно для того, чтобы сделать хорошую карьеру в юриспруденции.

Кроме профессионализма и честности я бы добавила еще одно важное качество — интеллект. Возможно, имело бы смысл проводить специальные тесты, замеряющие интеллектуальные способности будущих юристов. Уверена, это не было бы лишним.

О том, как было принято решение стать юристом

Юристом я стала случайно: изначально хотела поступить на факультет журналистики МГУ, куда меня не приняли, несмотря на наличие золотой медали. Надо сказать, что во время вступительных экзаменов одну абитуриентку при мне спросили о том, кто ее отец. После этого ее взяли. Как вы думаете, можно ли задать такой вопрос, не зная заранее ответ на него? Меня "спас" школьный друг, который посоветовал пойти на юрфак. С течением времени я поняла, что нет ни одной профессии в мире, которая настолько хорошо соответствовала бы моим внутренним возможностям. Юриспруденция — стопроцентно "мое" дело.

О недостатках юридического образования

Пороки современного юридического образования — прямое продолжение пороков государства. Получать хорошее образование сегодня "невыгодно" — в том смысле, что качественное образование не дает абсолютных преимуществ. Всегда есть те, кто хочет учиться и делает это вопреки обстоятельствам, однако реальное преимущество сейчас во многих случаях получают благодаря влиятельным покровителям, знакомству или деньгам. Эти факторы при последующем трудоустройстве оказываются намного весомее, чем хороший диплом и глубокие знания.

Для многих практикующих юристов преподавание юриспруденции — отвлечение от рациональной цели. Преподавание внешне не имеет рациональной цели, так как обычно не приносит публичного успеха или большого заработка. Человек же, которому интересно преподавать, как правило руководствуется альтруистическими или, если угодно, идейными соображениями. Естественно, я говорю о юристах, состоявшихся в профессии, а не о тех, кто преподает от невостребованности.

О теории и практике

После окончания университета я выбрала для себя научную стезю: больше 20 лет занималась только научной работой. Нередко приходилось слышать довольно обидные слова: как можно заниматься наукой, не имея практического опыта? Но есть система таких подходов к научно-исследовательской работе в области юриспруденции, которая позволяет поспорить с этим тезисом.

Практику можно постигать двумя способами: набивая шишки в непосредственном правоприменении или изучая это правоприменение в качестве предмета научного исследования. Первый путь требует очень большого количества времени и нередко связан с приобретением отрицательных стереотипов и в системе практических навыков, и в складывающемся на этой основе научном мировоззрении.

Например, ведомственная юридическая наука часто защищает пороки ведомственной же практики. Если же изучать практику, применяя методы социологии, обобщая конкретные судебные дела, анализируя и комментируя статистику с тем, чтобы понять не только алгоритм принятия конкретного решения, но и закономерные последствия деятельности, профессионализм обретает одновременно и теоретическую, и практическую базу, да и само обучение идет быстрее.

Этот путь я прошла до начала практической работы в суде. К моим научным комментариям хорошо относились в Верховном суде СССР, где всегда давали оценку таким комментариям перед их публикацией. Для меня было большой похвалой, когда зампредседателя Верховного суда как-то сказал, что хотел бы посмотреть на автора, чьи комментарии судебной практики не вызывают у него нареканий. Потом уже практики-судьи нередко обсуждали со мной как с научным работником разные практические вопросы. Именно в связи с этим я поняла, что, вопреки расхожему мнению, наука не всегда отстает от практики.

О работе в Конституционном суде РФ и о решении по "делу КПСС"

Работа в Конституционном суде, куда меня избрали после защиты двух диссертаций, близка к чисто научной деятельности. Это может подтвердить и то обстоятельство, что во всем мире судьи конституционных судов вербуются из двух категорий юристов: из профессуры и из судей высших судов.

Любое решение, которое принимает Конституционный суд, не может не иметь политического значения. Однако это происходит вовсе не потому что сам Конституционный суд представляет какие-то политические силы или интересы. Просто значение рассматриваемых им вопросов таково, что они не могут не влиять на реальную политическую жизнь. Именно поэтому, принимая то или иное решение, Конституционный суд не может не учитывать его последствий.

Можно принять внешне "стерильное" решение, которое в определенных условиях окажется разрушительным. Пример? "Дело КПСС". Конституционный суд, рассматривая его, не принял решения о запрете коммунистической партии и коммунистической идеологии, хотя этого ждали очень многие.

Если бы КПСС была запрещена, это решение могло бы обернуться осуждением рядовых ее членов, которые в большинстве своем были ни в чем не виноваты. Кроме того, число таких людей было очень велико: 19 миллионов. Подумайте, можно ли не учитывать такую цифру? Поэтому среди всей массы исследованных фактов необходимо было выявить те, которые действительно привели к недопустимым и социально-опасным последствиям.

Суд констатировал, что партия была квазигосударственным образованием, однако в чем именно это выражалось? Да в том, что ее руководящие органы были квазигосударственными структурами, подменявшими легитимную власть. И это необходимо было зачеркнуть.

Дальше было объявлено, что организация партий, основанных на недемократических принципах, недопустима. Следовательно, сторонники коммунистической идеологии могли сформировать свою партию лишь на таких началах, которые характерны для организации демократических партий, то есть по инициативе рядовых членов, снизу, но не иначе.

Решен был вопрос и о так называемой партийной собственности, которая неправовым образом формировалась за счет распоряжения бюджетными средствами — она подлежала возвращению в общие фонды. Я считаю, что все, что нужно было сказать, было сказано. Другое дело, что в дальнейшем эти требования не были исполнены.

Ни один суд кроме Конституционного не принимает решения в таком расширенном коллегиальном составе (раньше было 13, сейчас 19 судей). Решение суда не должно быть единогласным, необходимо большинство, значит надо прийти к какому-то консенсусу, при том, что каждый судья исповедует свои взгляды! Разве это не путь, обеспечивающий влияние существующих в обществе политических взглядов? Безусловно.

Но только политические убеждения нельзя привести в качестве мотива решения: мотивы должны быть только правовыми. Поэтому значительная часть работы судей Конституционного суда заключается в приведении правовых аргументов, доказывающих правоту их автора, то есть в переубеждении друг друга.

Суд, и не только Конституционный, всегда должен взвешивать последствия своего решения. В его руках есть определенные варианты правовых решений. Алгоритм работы суда допускает возможность выбора. Простой пример. В судах общей юрисдикции, когда человек обращается за защитой чести и достоинства, обычно имеется в виду материальная оценка этого ущерба. И у суда есть варианты для такой оценки. Другое дело — насколько хорошо и справедливо суд ими пользуется.

Об арестах до суда и о судебной системе вообще

В правоприменении, как и в жизни, есть область должного, а есть область сущего. К сожалению, две эти области редко совпадают. Закон у нас не так плох, как практика. Например, по закону, выбирая арест в качестве меры пресечения, суд должен доказать, что это единственно возможный способ в конкретной ситуации обеспечить возможность пресечения противоправного поведения лица. Однако этого реально никто — ни прокурор, ни судья — не делают, поэтому арест превращается в единственную из всех возможных меру пресечения, например, при рассмотрении экономических преступлений.

Сегодня российская судебная система остается сугубо карательной: суды, по сути, не проверяют выдвигаемое органами расследования обвинение, соглашаясь с ним, не выносят оправдательные приговоры в том случае, когда обвинение не доказано, практикуют лишение свободы на большие сроки. Но это не проблема судей, а болезнь судебной и политической системы. Судьи таким образом встроены в нее, что просто не могут позволить себе принимать самостоятельные решения, иначе система их отторгнет.

Об открытости судов

Часто при сравнении качества деятельности и открытости арбитражных судов и судов общей юрисдикции выводы делаются далеко не в пользу последних. Не думайте, что здесь все так очевидно. Конечно, прекрасно, когда судебные решения можно свободно найти в интернете, но в арбитражных судах с этим проще, так как их значительно меньше, чем судов общей юрисдикции.

Однако важно другое. Допустим, все решения, да и вообще вся документация появилась в свободном доступе. Кому от этого легче? Только юристам. Социальный контроль за судами таким образом не может быть заменен: например, возможности с улицы, со стороны попасть на любое судебное заседание, все равно нет. Законодательно такая возможность закреплена, однако на практике она отсутствует. Например, на заседания в Конституционный, Верховный или Высший арбитражный суды никто просто так пройти не может: нужно заказывать пропуск. А это противоречит не только закону, но и Конституции.

Самое удивительное в том, что когда кого-то не пускают в суд, он вряд ли сможет пожаловаться, ведь, как правило, не существует никаких письменных запретов. Это не вина процедур и не следствие того, как они устроены. Это вина реальной практики: в жизни соблюдение норм трудно, и оно часто обусловлено, как говорят социологи, действием сопряженных институтов. Россия по-прежнему живет по Салтыкову-Щедрину, который давным-давно сказал, что в нашей стране приказ начальства всегда выше закона.

О правовом нигилизме

Правовой нигилизм — проблема властной элиты, то есть, прежде всего начальства. Именно элита отдает приказы, которые противоречат законам, а зачастую и Конституции. Начальство пытается облегчить себе жизнь, а не создать условия для реализации гражданами их прав. В свое время Конституционный суд принял решение, в котором прямо указал, что ограничения прав и свобод не могут иметь своей причиной ни организационные трудности, ни ведомственные интересы государственных структур. Однако и здесь, как видим, мы говорим о должном, а не о сущем.

У отдельно взятого гражданина нет никакого выхода кроме того, чтобы бороться за свои права. Шаг за шагом, день за днем. Конечно, это трудно, отнимает много сил, времени, часто оказывается безрезультатным, однако другого выхода я не вижу.

Функционируя как закрытая, российская судебная система имеет возможность скрывать свои пороки. Но тогда нет и необходимости улучшать качество работы, ведь контроль общества отсутствует. В отсутствие должной публичности в судебных процедурах легче, например, не принимать во внимание отвод необъективному судье, подогнать протокол под заранее подготовленное решение или отказать в рассмотрении существа доводов против принятого решения.

О независимости суда и судей

Когда российский гражданин оказывается в суде, ему зачастую приходится бороться сразу со всеми госорганами, которые выступают против него монолитом. Почему это происходит? С давних советских времен пошло, что суды попросту одобряют то, что сделано прокуратурой, милицией, наркоконтролем и так далее.

Почему? Да потому что если судья начинает противиться позиции других госорганов, его "съедают". Поэтому главная цель судебной реформы — отделить, оторвать суд от других представителей власти. Только тогда он сможет вести процессы непредвзято. В нашей стране такая независимость судебной власти по-прежнему не обеспечена.

Бывает так, что несмотря на давление, оказываемое на суд и судей, в суде вскрываются нелицеприятные для органов государства (прокуратуры, милиции и так далее) факты. Даже в таком случае часто ничего не происходит. Такое положение дел еще хуже, чем в советские времена, где следили за тем, чтобы марафет был наведен и чтобы власть себя хотя бы публично не компрометировала. Сегодня же любое начальство чувствует себя в абсолютной безопасности и не считает нужным даже отвечать на критику.

Не верю, что сами судьи, выносящие несправедливые приговоры, могут начать ориентироваться на некий исторический стыд и бояться, что их имя будет опозорено в глазах потомков. Во-первых, история, как правило, не запоминает конкретных исполнителей, а во-вторых, статистически поведение человека в конкретной ситуации все равно определяется не героизмом личности, а актуальной для него целью, в том числе и чисто материальными факторами.

Изучение причин судебных ошибок, которым мне пришлось заниматься достаточно долго, позволяет сказать, что одна из главных — боязнь давления на суд со стороны власти. Так было в советское время, так остается и сейчас, хотя мотивация такого незаконного влияния может выглядеть по-разному.

О росте исков в суды

Официальные представители власти часто отмечают, что в последние годы растет число обращений в суд и что это свидетельствует о повышении доверия общества к суду. На самом деле это не так. Рост количества обращений свидетельствует лишь о развитии общества, экономики, законодательства. В результате расширяются полномочия судов, и у людей появляется понимание, что обратиться кроме суда некуда: ведь не в партком же. Только и всего. Хотя расширение компетенции судов дорого может стоить, если речь идет об обеспечении справедливого правосудия.

Какое право нам ближе: европейское или англо-американское

Я думаю, что именно европейское право в первую очередь должен знать хороший юрист, когда он работает в европейской стране. К такому выводу меня приводят в том числе и мои занятия европейским, особенно немецким, правом.

Сегодня модно изучать англо-американскую систему права. Любой оправдавший себя опыт полезен, но все-таки мы принадлежим к правовым системам другого типа. Наша историческая правовая традиция связана в большей мере с европейскими ценностями. Нельзя не ориентироваться на объединенную Европу.

Для России обязательным является конституционное требование следовать общепризнанным принципам и нормам международного права, и в то же время признание компетенции Европейского суда по правам человека. Интерес же к англо-американскому праву во многом связан с доминированием в мире английского языка.

Ценности права столь значительны, что их следует уважать сами по себе. Именно поэтому в латинском выражении fiat justitia pereat mundus ("да свершится правосудие, хотя бы погибнет мир") акцент следует ставить не на его внешней парадоксальности, а на рассуждении от обратного: если правосудие не свершится, тогда-то мир погибнет совершенно точно.

>

записал Александр Московкин, «Право.Ru» - 24.02.2010 г.

Архив публикаций